Камен бесцельно брел по улицам, пока не оказался возле какой-то трамвайной остановки. Может, прогуляться по центру?
Сошел он на остановке Хали[12] и, направившись к Львиному мосту, остановился перед кинотеатром.
— Камен!
Мальчик обернулся. Юлия! От неожиданности он даже не поздоровался.
— А ты разве не у Панты?
— У Панты? С какой это стати?
— Я думал, вы решаете задачи.
— Он больше не хочет заниматься со мной. Очень уж самоуверенный. Я ведь неплохая учительница, как считаешь?
— Отличная! — обрадовался Камен.
К нему вернулось хорошее настроение: значит, с Пантой занимается кто-то другой. Лидия? Конечно, Лидия! Надо быть ослом, чтобы не понять, что Панта занимается математикой с Лидией.
— Ты видел? — спросила Юлия.
— Кого? — Думая о своем, Камен не понял вопроса девочки.
— Этот фильм.
— Нет. Если хочешь, давай сходим, — предложил Камен.
Было около десяти часов утра, и возле кассы стояло всего несколько человек. Заняв очередь, Камен сунул руку в карман за стотинками, но, на его несчастье, мизинец зацепился за резинку, и рогатка, лежавшая в кармане, повисла на руке неопровержимым свидетельством его малолетства. В смущении Камен положил рогатку обратно в карман.
— Рогатка моих братишек, — солгал он. — Какого только барахла не суют в мои карманы!
Двери в зал распахнулись, и зрители, толкая друг друга, спешили занять места. Камен положил ладонь на плечо Юлии, оберегая девочку от случайных толчков, но тут же отдернул руку и взял девочку за локоть.
— Знаешь, и у Панты есть девочка, — вырвалось у него.
— У Панты? А у кого еще?
Камен смутился. Хорошо, что они вошли в зал и искали свои места, так что можно было обойтись без ответа.
После кино Камен вернулся домой счастливый. Он пообедал, схватил портфель и отправился в школу, впервые за все годы забыв позвать с собой Маляку. Неподалеку от школы он заметил Панту и направился прямо к приятелю.
— Привет!
— Привет! — Панта был удивлен и обрадован такой переменой в Камене. — Как поживаешь?
— Хорошо.
Камен положил руку ему на плечо:
— Хоть бы меня сегодня не спросили, я к учебнику не прикасался.
— Не нахватаешь пар в конце года?
— Подумаешь!
— Если вызовут, смотри на меня, я подскажу!
Мальчиков догнал Маляка. Сердитый-пресердитый!
— Ты чего меня не позвал?
Камен растерялся: он только сейчас вспомнил, что надо было свистнуть Маляке. Хорошо, что подошел Сашо с газетой под мышкой.
— И сегодня нет статьи! — сказал он.
— Да ну ее, эту спортплощадку, — пренебрежительно махнул рукой Камен. — Детские забавы!
Первым радостную весть узнал Добролюб. А все потому, что у него был сильный насморк. Дело было так. На уроке музыки Добролюбу предстояло подыгрывать школьному хору на аккордеоне. Перед репетицией Добролюб отправился к школьному врачу, и врач сразу же освободил его от занятий. Учитель музыки очень рассердился, когда Добролюб заявил, что не может сегодня играть:
— Посмотрите на мой нос.
— Ты носом, что ли, играешь?
— Нет, не носом, руками. А как же с занятыми руками я вытру нос? Не хватает, чтобы из носа капало на аккордеон! Да и других могу заразить. Как бы не получилось, что на школьном концерте хор вместо пения примется чихать!
— Горе-философ, — нахмурился учитель пения.
По дороге из школы Добролюб заглянул в парикмахерскую, где обычно на столиках лежали свежие газеты и журналы. Ожидаемой статьи в газете «Народна младеж» не оказалось. Мальчик решил позвонить в редакцию, и Яким Стоянов сказал ему, что «бомба взорвется» завтра. Посудите сами, до уроков ли тут?! Добролюб скорей нашел в справочнике телефон школы и позвонил. Трубку снял директор:
— Слушаю вас, гражданка.
— Вас беспокоят из редакции «Народна младеж». Можно ли по неотложному делу позвать к телефону товарища Димитра Малякова из шестого «Г»?
— Ученика Димитра Малякова?
— Да, да! — ответил Добролюб и умолк, почувствовав, что дальнейшими разговорами можно все испортить.
Директор удивился этому «неотложному делу», но попросил школьную уборщицу подняться в класс за Маляковым.
Маляка испугался — раз вызывают к директору, хорошего не жди. Удивилась и Добрева — шел как раз ее урок, — что это он натворил? Маляка в ответ лишь пожал плечами.
Директор, озабоченный и строгий, сидел за письменным столом. Он молча посмотрел на Маляку и кивнул головой на телефон. Маляка взял трубку — может, дома что-нибудь?