— Я сделаю из вас баскетболистов экстра-класса! — пообещал Панта. — Только знайте, за плохую игру буду гонять до седьмого пота.
— А как мы возьмем этот щит? — растерялся Маляка.
— Подумать надо.
— Может, попросим, чтобы нам его дали? — предложил Камен.
— Ты псих?
— А вдруг дадут?
— А если не дадут? Тогда все пропало.
— Уж не хочешь ли ты, чтобы мы его украли? — оторопел Камен.
— Зачем так говорить? Если мы его возьмем на время, разве это кража?
Ребята задумались: хотелось бы обойтись без краж. Если щит они со временем вернут, какая же это кража? Вот только большая проволочная сетка перед окном плавательного бассейна смущала мальчиков.
Такси остановилось на улице перед домом Камена, и шофер нетерпеливо загудел. Бабушка Гинка с любопытством выглянула из окна.
— Где живут Тошковы? — спросил ее шофер.
— В соседнем подъезде, — ответила бабушка Гинка. — А зачем они вам?
— В больницу торопятся, а самих нет, — рассердился шофер.
Слово «больница» усилило любопытство бабушки Гинки, и она решила узнать, в чем тут дело. В домашних тапочках, с кошелкой бабушка поспешила на улицу. Возле такси стояли дедушка с чемоданчиком в руках, Камен, близнецы и отец Камена.
— Ты куда это собрался? — удивилась бабушка Гинка.
— Катаракта у меня, — дед поднял руку к левому глазу. — На одном глазу, правда, но раз врачи советуют…
— В добрый час! — протянула ему руку бабушка Гинка, забыв, что собиралась на рынок, и вернулась домой.
— Ну, поедем, — сказал дедушка как можно более безразлично, ему хотелось скрыть свое волнение.
— Ты не беспокойся, — Камен обнял и поцеловал деда. — Я буду часто тебя навещать.
Камен жалел дедушку, в последнее время катаракта все больше и больше беспокоила его. Врачи уверяли, что операция легкая, и на семейном совете решено было ее не откладывать. Только Тошко и Стефчо были против операции. Им нравилось, что у дедушки катаракта, они даже гордились этим. Когда кто-нибудь из соседских малышей хвастался новой игрушкой, Тошко и Стефчо говорили:
— У нашего дедушки ка-та-рак-та, а у твоего не-е-е-т!
Подойдя к такси, дедушка напомнил Камену:
— Приемник бы…
— Не беспокойся, все сделаю.
Речь шла о транзисторном приемнике, к которому Камен приспособил наушники, чтобы дедушка мог слушать радиопередачи, не беспокоя окружающих. Работы оставалось совсем немного, и через день-другой Камен собирался отнести приемник в больницу.
Как только такси уехало, Камен взял за руки братишек, оставшихся теперь на его попечении, и отправился к Панте. Оставив малышей в саду, Камен пошел к товарищу. После того как Панту выгнали из команды, между ними снова восстановились прежние добрые отношения. Камен хотел помочь Панте в учебе, особенно по алгебре. Он застал приятеля за уроками — на столе были разложены тетради и учебники.
— Решаешь задачи?
— Да нет, историю зубрю, — ответил Панта. — Нам задали великие географические открытия, да?
— Да.
— А о Колумбе-то, оказывается, все это не болтовня.
— Что не болтовня?
— Что он открыл Америку. Выпьешь кофе? — предложил Панта, стараясь держаться по-взрослому.
— Можно, — согласился Камен.
— Ну и номер отколола наша учительница! И фильм был двухсерийный, и целый час гуляли с мамой после него, а она все ждала нас.
— Добрева такая… — кивнул Камен. — Не любит, чтобы из нее делали дурочку. Садись, будем заниматься.
— Ты решай, а я сварю кофе, — и Панта вышел из комнаты.
Камен был впервые у Панты. Обстановка в квартире показалась ему очень скромной — гардероб, две кровати, круглый стол, на стене — старые часы, возле них — семейная фотография. Отец Панты, хотя и снят до пояса, выглядел на ней рослым, сильным человеком, и глаза у него совсем как у Панты. Над кроватью приколота вырезка из газеты «Старт» со снимком капитана сборной Болгарии по баскетболу. Точно к такому снимку Маляка приставлял свою физиономию, вырезанную из фотокарточки, чтобы увидеть, как он будет выглядеть в роли капитана.
Когда Панта принес кофеварку в комнату, чтобы включить ее в сеть, Камен решал задачи.
— Моя мама тогда так переволновалась, что и заснуть не могла, честное слово! — Панта все еще думал о неприятной встрече с Добревой.
Камен слушал приятеля вполуха.
— Готово! — обрадовался он.
— Обе?
— Первая. Садись, вместе решим вторую.
— Ты давай сам! — распорядился Панта. — Пока кофе будет готов.
Камен вслух прочитал условие задачи, немного подумал и начал писать, а Панта снова вернулся к недавнему случаю:
— Хорошо хоть, не выдала меня с билетами, а то мама первым делом начала о них; как она обрадовалась, когда я ей сказал, что получил билеты за усердие. Добрева так на меня посмотрела, что я готов был сквозь землю провалиться. «Не за усердие, — говорит, — а как поощрение. Результат усердия — хорошая успеваемость, а у него с успеваемостью пока неважно». Мама аж побледнела.
Кофе был готов, и Панта достал чашки.
— Вышла! — воскликнул обрадованный Камен.
— Отлично, — похвалил его Панта, поставил перед товарищем кофе и добавил: — Мама очень добрая. Я обещал ей исправиться и слово свое сдержу. Не то что я не хочу учиться, но, как тебе сказать…
— Тебе мама велела уйти из команды? — спросил Камен.
Панта вздрогнул, смутился, отпил кофе, посмотрел в нерешительности на потолок.
— Я скажу, но ты никому ни слова.
— Хорошо, — согласился Камен.
— Я никому это не говорил, но ты мой самый близкий друг. Если кому скажешь…
— Никому.
— Поклянись.
— Ты мне не веришь?
— Верю, но то, что я тебе хочу сказать, тайна.
— Тогда молчи.
— Это гнетет меня.
— Хорошо, клянусь.
— Своей мамой?
— Мамой.
— Меня выгнали из команды!
— Знаю, — проговорил Камен.
Панта с изумлением посмотрел на приятеля:
— Знаешь? Откуда?
— Вся школа об этом говорит. Пятеро из команды Пангарова учатся в нашей школе.
Панта тяжело вздохнул:
— Какая подлость! Этот Пангаров — настоящий кретин. Поставил меня перед строем и объявил, что исключает. Да еще велел сразу же сдать тренировочный костюм…
— Потому ты и появился тогда в черных трусах?
— Конечно. Хорошо еще, что утром надел черные, обычно я ношу белые. Можешь представить — шел бы через весь город в белых трусах! А погода совсем не весенняя, утром по радио говорили — холодно не по сезону. — Панта засмеялся. — Знаешь, я признался, и вроде легче. Одно дело, люди говорят, другое — когда скажешь сам.
Камен задумался: поделиться ли и ему своей тайной.
— И я хочу тебе признаться.
— В чем?
— Я тоже об этом никому не говорил, даже Маляке.
— Ну, говори.
— Поклянись молчать.
— Клянусь!
Камен открыл было рот, но так и не решился начать. Он встал, подошел к окну, посмотрел в сад. Братишки играли подозрительно тихо — не иначе какую-нибудь шалость затеяли. Камен хотел открыть окно, прикрикнуть на них, и вдруг задумался: уйти бы сейчас! Ну, зачем проговорился?
— Я поклялся, — напомнил ему Панта.
Камен повернулся к товарищу:
— Я, кажется, влюблен.
— В кого?
— В Юлию.
Панта на секунду задумался, оценивая выбор приятеля, и решил: