Мальчики проиграли, но проиграли с минимальным счетом. К тому же за пять минут до конца игры Пангаров наказал Панту пятым фолом, и тот отправился на скамью зрителей. После матча Пангаров снова подошел к Панте, но Панта решительно отказался вернуться в команду, держался даже вызывающе — и почувствовал себя отомщенным.
Домой ребята возвращались в отличном настроении. В ушах Маляки снова звучала духовая музыка, но на этот раз Маляке слышались и овации многотысячной толпы.
«Через месяц опять сыграем с ними, — сказал Панта. — Все дело — в упорных тренировках».
И вот сейчас друзья стояли возле разрушенной площадки, над которой могильным холмом возвышалась груда кирпича. Послышался шум мощного мотора, и ребята повернули головы: самосвал, объехав их и оставив следы на площадке, высыпал новую груду кирпича. Вываливаясь из кузова, кирпичи били по столбу, и баскетбольный щит шатался.
— Дядя, мы здесь играем! — закричал Камен.
— Лучше бы снял слюнявчик! — высунулся из кабины шофер и, довольный, посмотрел на мальчиков — какое впечатление произвела его шутка.
Ровно никакого. Ребятам было не до смеха, а Камен смутился — он только сейчас заметил, что стоит с салфеткой на шее, и сразу же сбросил ее. Погладив недостриженную голову, он в бессильном гневе пнул ногой по шине грузовика и решительно пошел прочь. Остальные мальчики последовали за ним. Подойдя к подъезду, ребята поднялись по лестнице и остановились перед дверью с табличкой «Константиновы». На звонок открыл сам Константинов и удивился: что привело к нему целую ватагу ребятишек?
— Вы видели, что творится? — обратился к нему Камен.
— А что такое?
— Кто-то сбросил на спортплощадку целую груду кирпича.
У Константинова вытянулось лицо. Это еще что такое?
— Сейчас разберемся, — сказал он. — Никаких кирпичей! Сколько боролись за ваш баскетбол, а тут какие-то кирпичи! — Выглянув в окно и увидев самосвал, Константинов крикнул, обращаясь к шоферу: — Кому это ты привез кирпичи?
— Товарищу Ташеву, — отозвался шофер.
— А зачем?
— Для гаража.
— Какого гаража? Тут не место для гаража. А где детям играть?
— У киоска «Спортлото», — снова сострил шофер.
И опять острота его не была оценена по достоинству, потому что Константинов тоже возмутился происходящим.
— Я поговорю с Ташевым, — пообещал он мальчикам. — Уберет кирпичи как миленький… — Взглянув на голову Камена, Константинов оторопел: — Где это тебя так?
Камен растерянно дотронулся до волос, посмотрел на часы и вдруг сорвался с места.
В негодовании Маляка схватил Тончо за ухо.
— Да, отец, — заморгал Тончо. — Я ему сказал, а он… ведь машина…
— Мало нам было твоей бабушки, а теперь еще и отец!
— Бабушка — мамина мама, — оправдывался Тончо.
Маляка схватил малыша за руку и потащил вниз, в подвал. Прижал к стенке возле двери и растерялся — ну что тут можно сделать?!
— Меня опять похитили? — обрадовался Тончо, ему понравилось быть похищенным.
— Как влеплю тебе! — пригрозил Маляка.
А Тончо был все так же невозмутим.
— Скажи своему отцу — пусть убирает кирпичи, понял?
Тончо знал, что это ему не по силам, отец только разозлится, и все.
— Пусть убирает эти поганые кирпичи с площадки, слышишь? — зло повторил Маляка.
— Папа не…
— А вот уберет! — прервал его Маляка, которого осенила новая идея. — Знаешь, что такое голодовка?
— Нет, — признался Тончо.
— Я тебе объясню. Это забастовка в знак протеста. Никто из родителей не может выдержать голодовки собственного ребенка!
В тот же день Тончо начал голодовку, только поначалу это осталось незамеченным. Всей семьей сели обедать. Когда Тончо налили борща, он гордо взглянул на родителей и отодвинул тарелку, но они спокойно принялись за еду и не обратили на демонстрацию сына никакого внимания. «Ничего, — подумал Тончо, — подожду».
Бабушка Гинка налила себе борща последней. Она была молчалива, и это означало, что бабушка сердится и лишь ждет повода высказать свое неудовольствие. Повод не замедлил появиться.
— У нас что, нет черного перца? — спросил Ташев.
— Нет черного перца! — раздраженно повторила бабушка Гинка. — Хорошо, хоть догадались спросить, что в доме есть, а чего нет. Никто из вас по дому и пальцем не пошевелит. Я готовлю, а из чего готовлю, вам нет дела. А мне не тридцать лет. Да и давление у меня… Пока вас не было, было куда лучше…
— Мама, ты знаешь… — Ташева попыталась успокоить бабушку Гинку, но та уже не могла остановиться.
— А раньше? Когда вы были малышами… Я одна, помочь некому, из сил выбивалась и все-таки находила время ткать гобелены. Для «Тайной вечери» четыре раза ходила в Картинную галерею за советом. Кто ее рисовал — не знаю, но волосы Иуды одного цвета были — совершенно черные. А я добавила несколько белых волосков — считала, что они должны у него появиться из-за угрызений совести, после предательства. Три оттенка черным волосам придала. А сейчас времени не остается чулки заштопать.
— Что такое оттенок? — спросил Тончо; только он один и слушал бабушку.
— А ты почему не ешь? — рассердился отец.
— Я объявил забастовку, — заерзал на стуле Тончо, довольный, что наконец-то обратили и на него внимание.
— Какую забастовку?
— Голодную.
— Кто тебя этому научил?
— Маляка, — чистосердечно признался Тончо и придвинул к себе тарелку, решив, что теперь забастовка кончилась.
— Зачем понадобилась эта забастовка?
— Надо заставить тебя убрать кирпичи.
— Кирпичи? Какие кирпичи?
— Для гаража. — Тончо отвечал коротко, потому что с жадностью ел. Во время забастовки запах борща показался ему особенно аппетитным.
— С какой это стати я буду их убирать?
— Чтобы ты не строил гараж.
— Как это?
— Так, мешаешь нам играть на площадке.
— А мне ваша площадка не мешает?
Тончо перестал есть. Никто из родителей не может выдержать голодовки собственного ребенка, а его отец выдержал. Мама по-прежнему молчала, а бабушка Гинка все твердила, что сейчас и пригодных для гобеленов ниток не найдешь, но это не утешало Тончо: Маляка его обманул или он что-то не так сделал.
— Ребята сказали, если ты не уберешь кирпичи, не будут со мной играть. Убери, слышишь, или я не буду есть всю жизнь.
— Не будешь есть? — повысил голос Ташев и, дав сыну подзатыльник, отодвинул его тарелку. — Ну и не будешь, в наказание. И вечером, и завтра утром.
Тончо заревел, вскочил с места и бросился к бабушке:
— Скажи ему, что я есть хочу, б-а-а!
Пока Тончо бастовал, Панта подстригал Камена отцовской машинкой. Камен решился рискнуть — у него не оставалось другого выхода, ведь после обеда парикмахерская не работала.
Машинка Панты оказалась старой, она так драла волосы, что у Камена искры из глаз сыпались. Тогда Маляка предложил смазать машинку маслом, но, смазанная, она по-прежнему рвала волосы, да еще и пачкала их. Камен сидел, стиснув зубы, а Панта, высунув язык, старался изо всех сил. Очень скоро стало ясно, что парикмахер он никудышный.
— Жаль, машинка не электрическая, — виновато проговорил Панта, — наверняка было бы лучше, но…
Тон его насторожил Камена.
— Маляка, посмотри, как я выгляжу.
Маляка покрутился возле Камена — стул стоял у окна, поближе к свету — и озадаченно взглянул на Панту, у которого был совсем несчастный вид.
— Ну что? — Тревога Камена все возрастала.
— Хорошо, — нерешительно промямлил Маляка. — Волосы отрастут, и все исправится, а пока походишь в шапке.
Камен вскочил со стула и, схватив зеркало, начал вертеться перед окном, но разглядеть толком ничего не мог, поскольку больше всего от неумелой стрижки пострадал затылок. Волосы были то сострижены до корней, то торчали космами.
— Не очень безобразно? — беспокоился Камен.