Чтобы узнать, почему нас арестовали, Джо связался с адвокатом-чехом, у которого были знакомые в гестапо. Тот выяснил, что немцы подозревают брата Джо, Пола, в операциях с иностранной валютой и поэтому два агента обыскали его квартиру. Они нашли листок бумаги с именем майора З., адресом, перечнем украшений и арестовали семью брата. Потом они допросили мать Пола и попытались узнать, где находится Джо. Она ответила, что, вероятно, Джо пошел в гости к своей девушке, то есть ко мне. Немцы арестовали нас, вызвали на беседу майора З. и после настоятельного совета умерить свою любовь к евреям отпустили его. Наше освобождение из Панкраца стоило 20 000 чешских крон. Выкуп доставили в чистом конверте, заложенном между страниц «Майн Кампф». Разумеется, родителей отпустили через несколько часов после меня.
Все мы по-разному отреагировали на первое заключение. Папа был зол на Джо и разразился тирадой о том, чего стоит вести списки, в которых упоминаются имена совершенно не причастных к делу людей. Он успокоился только тогда, когда я показала ему бумагу, найденную в его столе. Джо пришел к выводу, что при случае немцев можно подкупить, а потому его новообретенные связи в гестапо могут пригодиться в будущем. Mutti радовалась, что я жива и здорова, и была готова простить всех и вся.
Я рассказала о том, что слышала от соседки по камере, Марианны. Родители и Джо выслушали меня, но посчитали наивной: Марианна могла быть агентом-провокатором, которой было поручено выведать у нас информацию. Тем не менее я настаивала на том, что в ее совете отказаться от большой квартиры в центре, перенести ателье в несвязанное с ней помещение, а самим переехать в квартиру поменьше, которая вряд ли подвергнется немецкой реквизиции, есть смысл. Я хотела, чтобы мы переехали в пригород, где вряд ли будут проводиться рейды и происходить другие сюрпризы. Прошли месяцы, прежде чем мне удалось убедить родителей, но я смогла настоять на своем и в конце концов мы переехали.
1 сентября 1939 года, в день, когда разразилась Вторая мировая война, мой отец вновь погрузился в мир фантазий, ни секунды не сомневаясь в победе союзников. Каждый день он ходил по десять километров к одному из наших сотрудников, у которого теперь стояло наше радио, чтобы послушать передачи Би-би-си. По всему дому он развесил карты, на которых флажками отмечал немецкие позиции со слов самих немцев и немецкие позиции со слов Би-би-си. Мрачная ситуация, но с началом войны оптимизм отца взлетел до небес.
На Рождество Джо подарил мне щенка. Томми стал в семье настоящим центром притяжения и верным спутником отца в прогулках за новостями.
В начале 1940 года, когда война была уже в самом разгаре, Джо активно помогал Сопротивлению вывозить из страны бывших солдат армии Чехословакии, чтобы они могли присоединиться к антигитлеровским военным силам. Незадолго до оккупации Джо уволили из армии. Он был беспечным солдатом во время службы и никогда не относился к ней серьезно. Но после вторжения немцев его отношение в корне изменилось. Он чувствовал вину из-за того, что отправляет воевать других, и к концу апреля решил вступить в растущие силы добровольческих отрядов.
Маршрут выхода из страны был проверен не один раз и считался вполне безопасным. Патриотично настроенный лесник водил через границу, в Венгрию, группы от пяти до десяти мужчин. Оттуда они добирались до Югославии, а потом отправлялись в Палестину или Англию, где было сформировано «Чехословацкое правительство в изгнании». У нас дома состоялось долгое и слезное прощание, даже отец начал шмыгать носом, и Джо ушел, не забыв договориться о том, чтобы на другой день нам с Mutti доставили по корзинке цветов.
Три дня от Джо не было вестей, и мы, решив, что он удачно перешел границу, радовались и гордились им. Неделю спустя, когда я вернулась домой с работы, Mutti сказала, что в гостиной меня ждет посетитель. Это был Джо, с недельной щетиной на лице, от него пахло потом и навозом — он был воплощением крайней нищеты. Что-то пошло не так, и их группу перехватил немецкий патруль. Некоторых поймали, кого-то застрелили, а Джо и его приятелю удалось вырваться и пешком добраться до Праги; иногда их подвозили на машинах сочувствующие фермеры, они же давали им еду. По полям и дорогам они прошли около 650 километров. Узнать, ищут ли их немцы и можно ли оставаться в квартире его матери или даже у меня, не было никакой возможности. Теперь он мог быть опасен даже для Сопротивления.