Люди собрались на указанной площади. Было их человек 150-200 – вся еврейская община городка, за исключением тех, кто ушел в Красную Армию или успел убежать до прихода немцев – но последних было немного – почти все беженцы, которые пытались уйти, вернулись, так как противник продвигался быстрее, чем шли беженцы. А никто не предупреждал, что если украинцам и русским еще можно попытаться пережить оккупацию, то евреям надо уходить во что бы то ни стало.
И эти полторы сотни – двести человек собрались на площади, куда немцы подогнали несколько тяжелых грузовиков.
Очень аккуратно и с отменной вежливостью немецкие солдаты вынесли из домов престарелых и немощных еврейских старушек, с готовностью помогли забираться в грузовики женщинам, угощали чем-то детишек, раздавали теплые шерстяные одеяла – чтобы в дороге люди не замерзали.
Папа стоял в толпе жителей и видел, что немцы совсем не страшные. Завидовал тем, кто увидит далекие южные края… И не только папа–мальчишка, так думал. Несколько еврейских семей, укрывшихся в погребах или у соседей, при виде цивилизованного отъезда в Палестину, сами вышли на площадь – посадка по грузовикам шла долго, людей переписывали, регистрировали, оформляли документы и занимались тому подобными делами.
У папы был приятель – не самый лучший друг, но добрый приятель Иоська, которого папа иначе и не звал – даже через много-много лет, рассказывая, он называл мальчугана именно Иоськой, а не Иосифом, как привык тогда и как уже никогда не отвыкнет называть этого двенадцатилетнего мальчика. Вместе играли в футбол, ходили в кино, лазили по соседским садам за яблоками…
Иоську привела на площадь мама. И Иоська, почему-то, в какое-то мгновенье то ли всё понял, то ли просто по-мальчишески испугался чего-то непонятного и бросился бежать, уже будучи посаженным в грузовик. Солдат-охранник бросился за ним и легко догнал мальчишку. Его несколько раз ударили – но так, не очень сильно, только для острастки, чтобы не бегал больше, довели до грузовика и посадили в кузов к маме.
Грузовики уехали. И вернулись часа чераз два, а то и меньше. Уже без людей, но набитые теми вещами, что всего лишь пару часов назад были надеты на отъезжающих. Вещи так же методично, на той же площади, стали пересчитывать и оформлять… И только тут людям стало страшно – было абсолютно ясно, что ни до какой Палестины, даже до перевалочного пункта, доехать за полчаса – час невозможно (и столько же времени на обратную дорогу). И почему вся одежда здесь… И те же пайк, что были розданы пару часов назад, и те же теплые одеяла…
…Людей отвезли километров за десять от города, в какой-то овражек, и расстреляли всех – детей, немощных стариков, парализованных старушек, Иоську. Расстреляли, конечно, деловито и без эмоций. Собрали выданные одеяла и пайки, вернулись назад. Всё по инструкции: Во избежание паники и для более организованного сбора народа, выдать при посадке вещи и угощать детишек (нет сомнения, что в смете расходов значались и «сладости детские – столько-то штук»)… По завершению операции собрать вещи и пайки, дабы добро не пропадало.
А про то, чтобы скрывать от остального населения, так таких указаний в инструкции не было. Иначе бы скрывали. Только зачем скрывать? Наказания бояться нечего, а люди поймут, что с нами шутки плохи, будут себя правильно вести.
А может быть, и не было подобных размышлений. Может быть, вообще об этом немцы не думали, других забот полно, подумаешь, расстреляли пару сотен евреев.
Еще через дня два переловили и расстреляли всё оставленное подполье. Тоже развешали объявления: «Всем коммунистам, прячущимся партизанам, солдатам Красной армии явиться в управу или комендатуру. Кто не явится – расстрел. За выдачу укрывающихся – награда. За укрывание – расстрел». Папе помнится, что теперь уже люди сами не явились, конечно, но взяли всех. Городок был небольшим, а оставленные подпольщики частью были известны всем жителям, как активисты партии, сотрудники милиции и военкомата, а частью были пришлыми, никому не известными парнями с военной выправкой. И жители города выдали всех, без исключения. Жители были, в основном, русскими – это же Донбасс.
Опять сотни полторы человек собрали на площади. На сей раз без одеял и продовольственных пайков. Сколько из них было подпольщиков, а сколько просто отставших от части или дезертировавших красноармейцев, сколько тех, кто прятал окруженцев или коммунистов, сказать невозможно. Всех посадали на машины, отвезли в тот же овражек и расстреляли.
Конечно, выдавали людей не все жители. Только в маленьком городе спрятать человека невозможно, а новое лицо видно сразу.