Фронт был далеко, о партизанах никто и не слышал. За всю оккупацию в городе и вокруг него не было ни одного партизанского нападения, ни одного взрыва, ни разу листовки не появлялись, ни разу покушений на немцев не было (Замечу, что в истории города, которую можно найти в Интернете, упоминается подполье. Либо его действия были малозаметны, либо папа не знал о них по малолетству).
Постепенно относительно наладилась жизнь. Заработали заводы и фабрики, ремонтные предприятия, лавки. Стали выходить газеты.
**
В начале января 1942 года дома обошли представители городской управы и предупредили, что дети школьного возраста должны ходить в школу. Было издано предупреждение о штрафе для тех семей, дети из которых не возобновят занятия без уважительных причин.
Когда папа в школу пришёл, в свой же обычный класс, учеников осталась примерно половина по сравнению с началом сентября, когда, ещё при советской власти, занятия начались, но прекратились через пару недель из-за приближения линии фронта. Дети друг друга знали хорошо, играли и совершали набеги за продуктами вместе, так что особых эмоций встреча в классе не вызвала.
Неожиданно для всех, учительница (не помню или не спросил у папы, новая или знакомая школьникам) начала первый урок на украинском языке. И затем все уроки в течение полутора лет проходили на украинском. И предметы преподавались по-украински, и отвечать надо было по-украински.
Так как город был русскоязычным (по меньшей мере, с точки зрения подростка), то до войны украинский только изучался на уроках украинского языка, говорили на нём мало, если вообще говорили. Пришлось срочно учить язык. Папа всегда посмеивался, мол, если бы не оккупация, то он украинским вряд ли овладел бы, а так, за два года немецкой власти, научился говорить вполне сносно, читал классику, прекрасно понимал все передачи украинского радио.
Серьёзной проблемой во время учёбы стало отсутствие бумаги. Если огрызки карандашей всё же в наличии у каждого были, то вести записи было негде. Чистых листов бумаги просто не было. Издавались газеты, их по прочтении не выкидвала, а аккуратно использовали для записей на полях. Разыскивали старые, завалявшиеся в глубине ящков комодов и шкафов блокноты и тетрадки, часто вырывали чистые листы из книг.
Но худо-бедно учились. Любопытно, что на вопрос о политике во время уроков, мол, не было ли пропаганды германской армии или германского величия, который мы задали, папа призадумался, пытался вспомнить, но не получилось. Сказал, что даже на выпускных собраниях после окончания учебного года в мае (или июне) 1942 и 1943 годов, вроде бы, никаких политических или идеологических заявлений не было, мол, благодаря направляющей силе великого фюрера и тому подобных нравоучений вы можете получать знания… Не было такого (или же папа забыл, возможность чего он признавал без спора). Не было и политинформации. Новости с фронта публиковались в газетах (разумеется, подконтрольных оккупационным властям), радио в домах не было.
Изучали правописание (на украинском) математику, физику, химию, украинскую литературу, какие-то ещё предметы. На вопрос об изучении истории папа ответил, что проходили древнюю историю мира – Древнюю Грецию и Древний Рим, но особого следа эти уроки в памяти не оставили.
На наши вопросы о том, где ж набрали достаточное количество украинскоязычных учителей, папа ответил, что учителей было мало – одна учительница преподавала все естественные науки, а другая язык и литературу.
**
И ещё один момент, который папа в рассказе своём поднимал, но который хотел вычеркнуть из этих записок – мне с трудом удалось убедить его, что самоцензура не нужна, она вредит правде. О чём речь? О том, что ни разу за два года оккупации папа не сталкивался с нацизмом, как таковым. Не было упоминания о «превосходстве германской расы» ни о «низших славянских народах». Регулярно немецкой пропагандной упоминались евреи, как враги, заслуживающие искоренения, но не русские и не украинцы. Наоборот, вся местная власть общалась с жителями на русском, все рабочие отношения на предприятиях велись на русском, в школах преподавание шло на украинском, газеты выходили на русском и украинском.
Регулярно и открыто заявлялось (в газетах, в распоряжениях, в объявлениях, в выступлениях вождей местного значения) о том, что немцы принесли освобождение русскому и украинскому народам от ига еврейских большевистских комиссаров и плутократов. То есть упор делался на одного врага – на евреев. Все остальные были «освобождены» от их ига. Папа признавал, что никаких сентенций о неполноценности славян и об их роли рабов он не слышал ни разу. Может быть, такая пропаганда не употреблялась по понятным причинам – не рассказывать же покорённым об их участи. Но анализ причин отсутствия её и воспоминания подростка, это разные вещи.