- Михаило, айда у лиса у хороняку! - кричал Семислав другу из-за заколоченной двери.
- Врагу не сдается герой никогда! Пощады никто не желает! - орал пьяным голосом в ответ Михаил.
- Михайло! Упослиди рас прошу! - пытался еще раз докричаться до разума своего друга он.
- По седлам браты нам кричит атаман! Последний парад наступает! - снова раздалось пьяное пение из-за двери.
После чего послышалось падение каких-то предметов, и наступила тишина. Семислав подумал, что в принципе, почуяв невероятную вонь от избушки алхимика, враг может и не сунуться туда, а там и до победы не далеко. Он еще пару раз постучал в дверь и пошел спасать свою бабулю и добро.
А спустя двенадцать дней Семислав вновь стоял на том же пороге. Вот что значит, круговорот людей в природе, понял он фразу, которую как-то раз обронил его друг. На сей раз дверь была не заперта. Семислав вошел в дом и увидел изрядно обросшего щетиной Михаила.
- Сема, будь другом, - сказал он, не оборачиваясь, - вон там деньги, принеси что-нибудь пожрать. А потом за жизнь поговорим.
Наконец, когда ярило миновало три четверти своего пути на небосклоне, Семислав пожаловался, разомлевшему от еды другу, - Зыряна мини ни любаша.
- Красивая девка, - усмехнулся Михаил, - ты понимаешь друг, отец небесный редко одаряет человека и умом и красотой одновременно, а если к этому всему прибавить душу, то получается вообще штучное производство.
- У миня е душа!
- Иначе я бы с тобой не общался. Я в деревне урожаи вдвое поднял благодаря вот этой штуке, - Михаил показал рукой на какую-то белую смесь, - и что? Как пришла беда кроме тебя никто ко мне не постучал. Сам крутись, как хочешь. Сделал я добро людям, а благодарности - ноль!
Алхимик стукнул кулаком по столу. И как по сигналу за окнами грянула незнакомая песня: Идет солдат по городу, по незнакомой улице...
- Это чего, - удивился ученый, - это у меня слуховые галлюцинации от переедания начались?
- Да ни, цэ наш рубежны хридинь, - успокоил друга Семислав, - идяху на Тунхут.
Друзья выбрались на улицу. Действительно пока на опушке леса разворачивался военный лагерь, по улице маршировало два десятка в блестящих латах, с копьями на плечах, и сверкающих шлемах пехотинцев. Они дружно пели строевую без глубоко смысла песню. Шествие колонны замыкало четыре всадника.
- У солдата выходной, выдали оклад. Как ярило в небесах, денежки горят. Часовые на посту, в городе весна, Проводи нас до ворот, товарищ старшина, товарищ старшина!
- Странно, - удивился Михаил.
- Чихо странно? - переспросил Семислав.
- Поют на арианском академическом языке, вот что странно. Откуда здесь взялись солдаты из самого Могула и Тартара? Да и не слышал я такой песни там, когда учился.
- Навирна на площадиху идяша? - предположил Сема.
- Вот и мы туда пойдем и посмотрим, чем закончится концерт, - предложил Михаил.
***
В принципе вошли мы в деревню Белая хорошо, селяне с интересом пялились на мой образцово показательный отряд. Парни от души горланил песню про солдата, у которого сегодня выходной. Четко чеканя шаг, мы прошли сначала в одну сторону главной деревенской улицы, а потом, сделав разворот на сто восемьдесят градусов, прошагали уже до центра деревни. Нехитрая строевая песня была исполнена раз пять. В центре Белой находился деревянный двухэтажный дом старосты и колодец. В довершении ко всему от дома старосты шла еще одна дорога, и этот т-образный перекресток при определенной фантазии можно было назвать центральной деревенской площадью. Честно говоря, деревушка не произвела на меня впечатление, одноэтажные покосившиеся избушки крытые соломой, навивали эстетическую тоску.
- Стой, раз, два! - приказал я копейщикам, - равняйсь, смирно, вольно!
Я огляделся в поисках броневичка, с которого Ульянов-Ленин начинал великую октябрьскую революцию, но не найдя оного, залез на колодец. Благо, что он был закрыт сверху крышкой. На площадь стали прибывать люди.
- Братья и сестры, - начал я свою пламенную речь, - селяне! Воровская сичь Улугбека разбита! За победу мы заплатили дорогую цену, погиб кхан Гореслав. Ушли погребальным костром в небесное царство десятки наших соратников! Прошу почтить их память минутой молчания!
Я снял с себя шлем вместе с подшлемником. Моему примеру сначала последовали копейщики, а затем деревенские мужики сняли свои облезлые папахи.
- Благодарствую, - закончил я минуту молчания, - в честь этого героического события объявляю наш концерт открытым. Песня: если друг оказался вдруг!