***
- Тарас, кто такие? - спросил я, подскакав к полуобгорелому пехотинцу врага.
- Цэ тенджуки, - ответил старшина первого взвода, - а цэ хорцы.
«Скажем горцев, я с закрытыми глазами узнаю, ввек бы их не видеть, а эти низкорослые чем-то мне напомнили не то японцев, не то корейцев», - подумал я, рассматривая побежденных.
- Итак, - подвел я итог, - битва длилась пятнадцать минут, пожар тушили полтора часа. В битве погибло ноль целых ноль десятых человек, при тушении пожара пострадало от ожогов разной степени тяжести два десятка человек. Каков, по-твоему, результат?
- Добре, - коротко заключил Тарас, и мы поехали к командному шатру, который установили около северных ворот Тунгута.
У костра бойцы дружно пели, - Мы здесь, чтобы победить! Чтобы врага раздавить! Мы здесь, чтобы победить! Чтобы врага раздавить!
При этом Степан, позабыв свой струнный инструмент, от души лупил в барабан.
- Здравия хлопцы! - крикнул я.
- Здравия желаю Хрихорий Саныч! - дружно поприветствовали меня воины.
- Степа, дай мне барабан, я тут кое-что придумал, - мультиинструменталист Степан протянул мне свою обтянутую кожей драгоценность с таким видом, как будто я у него отобрал любимую игрушку.
Я взял барабанную палку, которая была сделана из деревянного черенка, обмотанного на конце полоской кожи, и выбил ритм рок ю, - Мы здесь, чтобы победить! Чтобы врага раздавить! Мы здесь, чтобы победить! Чтобы врага раздавить! И никого нет лучше! И никого нет лучше! - я вернул барабан владельцу, - как? Так лучше?
- Добре! - неизвестно чему больше обрадовался Степа.
Я еще немного посидел с бойцами, которые не могли уснуть от нахлынувшего после боя в кровь адреналина, и при свете полной луны поднялся на стену. На ней в одиночестве сидел алхимик Михаил, он задумчиво смотрел на израненный город Тунгут.
- Миша, без обид, но в бой я тебя больше не возьму, - сказал я, присаживаясь рядом.
- Я здесь родился, - не вспоминая обиды начал Михаил, - кхан Радослав приютил меня бродягу, после смерти родных, послал учиться в Тартар. Кстати как он?
- Донесли, что жив Радослав, истощен сильно, много крови потерял, но жив. Туда уехал Казимир с обозом, и сын его Ладомил. А мы пока войском тут встали, завтра в город войдем.
- Какой сын? - удивился алхимик.
- Родной, какой еще?
- Не было у Радослава сына, дочь была Лада, Ладамила, да мы вместе с ней и учились в академии Тартра.
«Ё, мое, как я сразу не понял, и бороды нет, и отучиться успел, то есть успела, да ей лет, наверное, сейчас двадцать минимум, а выглядит как пацан четырнадцати летний. Да еще, как только в войске появился алхимик, адъютант враз в обозе схоронился, то есть схоронилась. А Тарас и прочие старшины, и казначей, все были в курсе, а молчали как штирлицы! Едрит мадрит!»
- Я спросить хотел, - вывел меня из ступора Михаил, - как сыграли «Спартак» и «Динамо»?
- Не поверишь, - ответил я, - два ноль.
- А во что?
- Футбол, есть такая игра, покажу при случае. А можно и мне вопрос? Из чего сделал свой философский камень?
- Не поверишь, - усмехнулся Михаил, - из мочи человеческой. Я думал раз она желтая, то золото при испарении жидкости получится, а вышел белый фосфор.
- Умеешь ты, Миша, настроение испортить перед сном! - скривился я, и мы вместе рассмеялись, как когда-то в моем мире с Вовкой Чирковым.
Конец второй части.