- Идёт охота на волков, идёт охота, - продолжал я надрываться, безусловно портя прекрасную песню Высоцкого, но для сегодняшней неискушённой публики и такой исполнитель был в радость, - На серых хищников матёрых и щенков, Кричат загонщики, и лают псы до рвоты, Кровь на снегу, и пятна красные флажков.
По окончании очередного шедевра великого автора из другого мира, кхан Горесла сын Михайлов сидел некоторое время задумчив, подросток рядом закрыл лицо руками, чтобы никто не видел его слез, Петька сопел, как воробей после трепки от голубя за кусок хлеба, десятник же опустил голову и тоже что-то вспоминал свое.
- Все, концерт окончен, спасибо всем за внимание, - я вернул бандуру своему хозяину. Не хотелось больше травмировать публику.
- Шо за писни спивашь, - спросил меня кхан, - твохо умысла?
- Не мое, это песни барда Владимира, - не стал скрывать я.
- Велика Ария, яки пивцов рожаху, - задумчиво произнес кхан, - вои, а теперяча треба спати, заутра може бой буде, - обратился он ко всем бойцам, - спиваешь ишо еси жиув буде, - кхан поднялся и пошел в свой шатер.
Несмотря на долгий, даже бесконечный день, в нашем шатре, где храпел и сопел целый десяток здоровых мужиков, я не мог уснуть.
- Гриха, хто ти? - зашептал мне Петруха, - от каки мес буде?
- Далече Питро, мои места, ой далече, спи утро вечера мудренее.
Петро немного поворочался и уснул.
- Гриха, - теперь меня так же шёпотом окликнул Микола, - драпать нади, ка курей порешаху наш хридень, драпать нади.
- Умолкни, Микола, спи, - ответил недовольно я, - живы будем, не помрем.
- Ка зна, ка зна, - обиженно засопел Микола.
4.
На следующий день кхан рубежного гридня, предчувствуя предстоящий бой, решил взбодрить свое малоопытное воинство.
- Гриха, - подбежали ко мне братья Сергуня и Андрюня, - шо ни делаху у большо симии?
- Шо, шо... - задумался я на секунду, - клювом не щелкают!
- А ти шо щелкаху? - засмеялся Андрюня.
- Добавку что ли каши амарантовой дают? Так я только - за!
- Кхан оклад даваху! - не вытерпел моей тупости Сергуня.
- Деньги что ли? - реально удивился я.
- Ну ти и тэмэнь! - хором выпалили братья, - бехи к хозночею схоро!
Казначей сидел на пне около командного шатра, очередь к нему уже поредела.
- Ми ни разбои, ми еси имперски рубежны хритень, - объяснял казначей свои действия, - сие еси охлат за десяти дни.
Оклад оказался следующим рядовому за десять дней службы платили пять копеек, десятнику - десять. Копейкой была маленькая медная монетка, на которой был отчеканен всадник с копьем, отсюда и название - копейка.
- Питро, - спросил я довольного, как кота наевшегося сметаны, соратника, - а какие еще есть деньги в Великой Арии? - первое слово я выделил особо.
- Каки? - удивился Петруха, - што копей - це одзин ван, серебряна таха монита, а дисяти ванов еси одзин золтый мохул. Крова стои одзин ван, а на мохул можа покупаху, - задумался Петр...
- Десять коров, - подсказал я решение нехитрой задачи.
- Ни, - возразил Петр, - читуирть дома!
- То есть дом стоит всего четыре золотых могула! И на него я могу заработать спустя год с лишним честной службы? - сделал я небольшие расчеты в голове.
Кстати на дом, в моем мире мне нужно было горбатиться лет пятнадцать - двадцать, в этой параллельной реальности мне определенно уже начинало нравиться. А если я стану здесь десятником, то вообще можно за пол года управиться.
- Еси тибя ни убиваху, - оборвал мои мечты об отдельной жилплощади Петр.
***
- Вэди развэдку - приказал кхан Улугбек своему ординарцу. Ординарец пулей выскочил из шатра.
Кхан воровской сичи сидел по-турецки на богатом ковре, и слушал советы двух самых преданных своих военачальников. Вся троица лениво попивала кумыс. В углу шатра тихо наигрывал на дутаре запуганный до смерти анши, который всем своим существом пытался стать невидимкой. Нрав Улугбека был суров, а характер вспыльчив, поэтому бедному музыканту часто доставалось на орехи.
- Ударым внэзапно на расвэтэ, - предлагал командир тяжелой конницы Тагир, - налэтим как коршуны и размэтаем этых труслывых овэц! Всэх зарэжэм!
- Нэ, нужно заманыт грыдэнь ложным бэгством и ударить во фланги, а затэм взять этых напуганых шакалов жывьем. Рабы нынче дорого цэняца, - советовал более опытный и бывалый командир легких конных лучников, Ахмед.
Кхан Улугбек с малых лет учился сидеть в седле, стрелять из лука плотно сжимая коня одними ногами, учился работать копьем. Война была долей, которую уготовил Улугбеку отец.
- Запомны, настоящий мужчина - это воын, - наставлял Улугбека отец, - нэ торговэц, нэ рэмэсленник, нэ зэмлэпашец, воын. Всэ служат воыну, воын - это господин, бэк. Нэ жди, пока кто-то поможэт тэбэ стать бэком, возмы все сваыми рукамы. Здэсь в горах мало зэмли, иди на равныну, и застав этых баранов служыт тэбэ. Так жыл я, так жылы всэ твоы прэдки.
Улугбек, конечно в целом был согласен с отцом, однако он видел, что все владения отца ограничивались лишь одной уже порядком развалившейся крепостью. Отец на немой вопрос сына отвечал так, - только прэдательство и жадность блызкых нэ позволыле мнэ стать владэльцэм обшырных зэмэль и богатых городов.
Улугбек просто жаждал власти над обширными землями. Он уже дважды ходил войной на Тунгут, этот город стоял как кость в горле всем горным кланам, и дважды объеденные войска горцев были разбиты. Наконец Улугбеку улыбнулась удача. Пока лучшие войны Тунгута патрулировали восточную границу с Тендуком, ожидая нападения с востока, ему удалось собрать небывалое, для гордых горцев, войско, почти в пятьсот сабель. Оно, прорвав передовые кордоны тунгутцев, вырвалось на равнину, и сходу взяло ненавистный город. Дело оставалось за малым удержать Тунгут. На выручку горожу шло разношерстное неопытное воинство.
В шатер влетел запылившийся после долгой скачки разведчик.
- Говоры, - потребовал свежих сведений Улгбек.
- Грыдень насчитывает тристо копый, десяток пушэк и два дэсятка тажёлой конныцы.
- Пушкы - это плохо, - сказал очевидную вещь Ахмед.
- Это нэ важно, мы просто смэтем эты трыста копый, - ответил уже хорошо расслабившийся кумысом Тагир, - ыграй громчэ анши! - крикнул он к музыканту.
- Рэшэно, атакуэм на расвэтэ, - подвел итог военного совета Улугбек, - ордэнарэц, вэди жэнщин и принэси еще кумыса, отмэтим завтрашную побэду.
***
В шатре кхана рубежного гридня Гореслава, тоже состоялся военный совет.
- Шо каже, Милош? - спросил кхан своего верного соратника высокого и широкоплечего молодого человека, которого Гиргорий принял за телохранителя. С Милошем кхан прошел уже множество боевых троп.
- Дозоры увидаху шпиенов Улухбека, ка ти указав ми их ни трогаши.
- Мыслю, шо Улухбек утакуе по утру. Захоче взяти урасплох, - Гореслав разложил карту и задумался, - пушки скрываху у шатрах, ка пойде тяжела конница, шатры откине и атакуе. Уся силища Улухбека у картафрактари.
Уверенность, с которой прогнозировал кхан Гореслав действия армии Улугбека, базировалась на огромном опыте боевых действий против горцев. Обычно горцы тяжелой бронированной конницей, картафрактариями, разрезали ряды противоборствующей стороны, а потом деморализованных солдат принимались добивать легкие конные отряды. Если завтра удастся, как следует обстрелять картафрактариев, и нанести им как можно больший урон, битву можно было бы спокойно свести в ничью. На большее кхан не надеялся.
***
После получения небольшого оклада, в рубежном гридне продолжились учения для новичков и мучения для бывалых десятников. Многократное повторение работы в строю копьем должно было сделать из разрозненных, и даже не приспособленных для военной службы людей единый боеспособный механизм.