- Гриня! - взмолился десятник Тарас, - спивай, покуды крави ни полилаху!
И я запел, меня не нужно просить дважды, за что, кстати, я всегда хорошо жил и в студенческой и в рабочей общаге. Единственное, в последнее время, когда я прекратил употреблять алкоголь, число душевных посиделок сократилось в разы.
- Если друг оказался вдруг, И не друг, и не враг, а так, Если сразу не разберешь, Плох он или хорош...
Вмиг в гридне наступила тишина. И даже я краем уха стал слышать, как потрескивают костры, как где-то ухает ночная птица.
- Если парень в горах - не ах, Если сразу раскис - и вниз, Шаг ступил на ледник - и сник, Оступился - и в крик...
На мой концерт из командного шатра вышел воин, которого я в прошлый раз принял за телохранителя Гореслава. На самом деле это был его боевой товарищ, если угодно заместитель, и звали его Милош. Это меня просветил Петруха, который, наверное, знал здесь все и про всех.
- Значит, рядом с тобой чужой, Ты его не брани - гони: Вверх таких не берут и тут, Про таких не поют...
Вместе с Милошем пришел и недавний мой знакомый паренек, Ладомил. Бойцы с десятниками пропустили Милоша и Ладомила поближе к импровизированной сцене. Почетные гости - усмехнулся я про себя.
- Если шёл за тобой, как в бой, На вершине стоял, хмельной, Значит - как на себя самого, Положись на него.
По лицу Милоша я понял, что эта строчка словно специально написана про него, поэтому я ее пропел дважды. Когда лучшая из песен Владимира Семеновича была закончена, некоторое время стояла тишина.
- Добре, - кто-то крикнул. И раздались самые настоящие аплодисменты.
И я тогда понял, что такое настоящее искусство, это то, что будет понятно в любом месте и в любом времени. Далее я исполнил уже известную многим песню про коней, а потом и про охоту на волков. И большинство бойцов мне уже довольно уверенно подпевали. Вот и запустил я в народ творчество барда Владимира в Великой Арии. Когда дозвучал последний аккорд охоты на волков, поднялся Милош и сказал.
- Усе дисятныя на командны усувет, остальныя на покои! - все десятники потянулись к командирскому шатру.
- Упоследню писню, дава! - крикнул кто-то с задних рядов.
- Упоследню може, - разрешил Милош.
И когда десятники и Молош ушли, я затянул, возможно, последнюю песню в этом мире, и вообще во всех мирах для меня. Необъяснимое чувство приближающейся опасности навалилось гранитной плитой.
- Как засмотрится мне нынче, как задышится? Воздух крут перед грозой, крут да вязок. Что споется мне сегодня, что услышится? Птицы вещие поют - да все из сказок...
И пока я пел, мне вспомнилась вся моя прошлая жизнь, учеба, работа, неудачная попытка построить отношения, с понравившейся мне девушкой. Вечная бедность и безденежье, и слова отца, что я отрезанный для семьи ломоть. Мои слушатели тоже думали о чем-то своем.
- В синем небе, колокольнями проколотом, Медный колокол, медный колокол, То ль возрадовался, то ли осерчал... Купола в Арии кроют чистым золотом, Чтобы чаще Господь замечал...
Я намерено поменял Россию на Арию, чтобы мои соратник прочувствовал как можно ближе к сердцу переживания автора песни. Когда я закончил петь, все стали тихо расходится по своим шатрам.
- Гриня, - это окликнул меня хозяин бандуры, он взял в свои руки инструмент и несколько раз ударил по струнам, - я добре играху коней?
- Давай еще раз, - однако, как он быстро ухватил суть мелодии, парень - талант.
- Молодец, добре, правильно.
- Послидня писня проняла аш до пиченох, - сказал он и пошел в шатер.
- Благодарствую тебе, Гриня, - это ко мне подошел Ладомил, - очень хорошая песня, у нас в Могул Тартар Арии, таких не пишут. Считается, что музыка - это удел простолюдинов. Хотя не все с этим согласны. Вот бы тебе со своими песнями в Тартар, к моим учителям, они бы поменяли свое мнение. Покойной ночи, - пожелал мне Ладомил.
- И тебе спокойного сна, - ответил я любезностью на любезность и тоже побрел спать.
Однако поспать мне не дали. Пришел в шатер с военного совета десятник Тарас, который долго ворочался. А потом меня толкнул в бок Микола.
- Идяху, похутарим.
- Ну, пошли, - вздохнул я и вышел из шатра.
Мы отошли от лагеря метров на двадцать.
- Слушай, Микола, я спать хочу, и дальше не пойду, что хотел?
- Тикать нади! Я слыхал заутра по утру бои буде! - зашептал мне взволновано соратник.
- Тем более если будет бой, нужно выспаться, пошли обратно, - сказал я зевая.
- Ти тэмэнь! Мнохи усмерти буде! Тикать нади! У Улухбека пяти соти сабиль, у наси три соти копи. Они - вои, а ми - землипашеци.
- Если все побегут, кто Родину защищать будет?
- А я шо? Укхану - раби и плати, Улухбеку - раби тоши плати. Мои хати у краю.
- А, украинец значит. Почему мне предложил бежать?
- Ти - умны, спивашь харно, у Карокарану идаху. У мини таму сродствени, у ехо харчивня. Ти спиваху, мнохо люди приходи послушаху. Мнохо динех буде!
Вот, сволочь, у него оказывается целый бизнес-план, - усмехнулся я про себя, - "дураки", значит, будут гибнуть, страну защищать, а этот гад ползучий при любой власти приспособится. А потом эти паразиты еще во власть пролезут, как наиболее успешная часть общества. А таким паразитам власть дай, всю страну с потрохами продадут, без всякой войны.
Мою усмешку Микола принял, как одобрение. Глазки его заблестели и забегали.
- Ну шо?
- Сейчас, только бандуру свистну из соседнего шатра.
- Во и добре!
- Конечно добре, - и я, что было силы, засадил мерзавцу боковым в челюсть.
И хоть роста я ниже среднего, и почти на голову ниже этого прохвоста, удар вышел что надо. Микола плюхнулся на бок и заголосил.
- Ни бий, ни бий, я пошуткал, пошуткал я!
Я для профилактики засадил ногой ему пару раз в пузо. Плюнул на него и пошел спать. Странное дело, я в этом мире, в Великой Арии, всего три дня, но уже успел почувствовать причастность к этой стране. К этим людям, которые со мной одного рода и племени. Встретили меня надо признать не ласково, но кхана понять можно, ему любой ценой армию собрать надо, чтобы город отбить. Может я и попал сюда не случайно, может в этот момент я нужнее всего именно здесь и сейчас. Если этот гад не врет, и завтра бой, то конечно мне страшно, война, это не драка толпа на толпу, на войне могут не только покалечить, но и убить. А умирать ой как не хочется. С этими мыслями я зашел в шатер и лег спать. Однако поспать мне снова не дали.
6.
- Браты, уподем, уставаху уси, - стал нас расталкивать Тарас, - бистро, бистро.
Все, ругаясь про себя, зашевелились, стали натягивать шаровары, стеганые жакеты и шапки. Поверх все надели кожаные кирасы и шлемы.
- Питро, ослабиша усе крипижи у шатру, - снова распорядился Тарас, - шоби обзники усе бистро собраху, у бою ни до тохо буде.
Мы стали выходить из шатра.
- Лихайте хлопи, лихайти, - командовал десятник.
Вот так ползком и на карачках мы стали перебираться к южной части лагеря. Другие десятки так же ползком двигались в том же направлении. Нашему десятку досталось место ближе к середине войска.
- Хде, Микола? - спросил вдруг Петруха.
- Сбежал Микола, у его родственника харчевня в Карокаране, пойдет к нему официантом работать, - ответил я под смешки остальных соратников.
- Ут змий, - сплюнул Петр, - нуже ихо ножишом в мяхо месо было утыкаху.
- А если бы он обделался? Ты что ли бы клинок стал отмывать? - спросил я у горячего паренька.
В десятке снова все захихикали.
- Ну, цить, - потребовал серьезности Тарас.
И тут я услышал топот сотни копыт. Мне даже показалась, что сама земля легонько подрагивает. А за спиной раздался протяжный звук боевого рога. Небо стало немного светлеть, и я различил вдалеке несущуюся на нас конную лаву. Обозники под руководством казначея быстро стали собирать шатры и скидывать их в повозки. Лагерь просто таял на глазах. Пушкари выкатили огромные мушкеты на лафетах и произвели первые выстрелы.