Судя по отсутствию какой-либо реакции, он меня не узнал, а потом снова уставился на огонь. Дарт находился под властью духа своей стихии и выглядел отрешённым.
Я взвёл курок на револьвере и приставил ствол ко лбу Дарта.
— А так — узнаёшь?
Тот снова посмотрел на меня, правда, уже немного иначе. Прищурился, следом нахмурился, будто что-то вспомнил… и снова уставился на огонь.
— Вот же мать твою, — процедил я.
Отжал курок, убрал оружие и, коротко размахнувшись, двинул Дарту точно в живот.
— А так — узнаёшь?
Вот теперь, кажется, сработало.
Дарт согнулся, с сипом вдохнул и выдохнул. Всполохи огня мгновенно исчезли, его тело приняло обычные размеры, вены на шее перестали быть похожими на натянутые канаты. Кожа потеряла желтизну, и на ней проступили пятна сажи и брызги крови.
— Какого хрена ты творишь, придурок?.. — выдавил Дарт.
Я усмехнулся и хлопнул его плечу.
— Узнал. Но в следующий раз буду бить в лицо, чтобы наверняка выбить из тебя подпаленного кошака.
— Пошёл ты, Рэй… — Дарт кашлянул и наконец выпрямился.
Мы оглядели поле боя, окутанное дымом.
Сражение завершилось. Оно вышло коротким и безжалостным, и это была всего лишь разминка перед тем, как обескровленный Ронстад столкнётся со всей мощью имперского Лэнсома. И случится это уже очень скоро.
— Где Хинниган и Латье? — спросил я у Дарта.
Он мрачно на меня посмотрел и покачал головой.
— Они были у самого выхода, у стены, вместе с группой других адептов… а потом по ним открыли огонь из гаубицы. Больше я их не видел.
— А Джо?
Дарт вытаращился на меня и побледнел.
— Она тоже сюда полезла, что ли?
Я не ответил, хмурясь и заново оглядывая поле боя. Возможно, Джо лежит где-то здесь, мёртвая. Как и близнецы Баумы. Как Клиф Хинниган и Пьер Латье.
Теперь мне предстояла самая тяжёлая задача — обойти и осмотреть убитых…
Глава 2. Рассвет
Робкие лучи показались из-за холмов.
Заскользили по земле, взрытой снарядами и пулями, пахнущей кровью и укрытой человеческими телами. Часть поля у полуразрушенной стены города скрыл от глаз дым тлеющих машин.
Кто-то из женщин простонал, что сегодня — самый страшный день в истории Ронстада, но я был уверен, что это не так. Будут дни страшнее… куда страшнее, чем этот. Свобода не дастся городу одним коротким боем.
— Отыщу семью, — сказал Дарт и, бросив на меня взгляд, полный отчаянной надежды, поспешил к бреши в стене.
Там образовался стихийный полевой госпиталь, если его можно было так назвать. Туда оттаскивали раненых адептов, совсем безнадёжных, клали рядами, наваливали на камни и травянистые кочки, а десятки рунных ведьм (в том числе, из «Красного Капкана») рисовали над стонущими людьми лечебные руны. Конечно, рисовали не так умело, как Хлоя, но старались на пределе сил, отлично понимая, что выживут не все.
Я стёр горячий пот с лица и медленно двинулся по краю поля прошедшей битвы.
Опустив голову, вглядывался в грязные лица убитых. На глаза попадались не только свои, но и лэнсомские солдаты, и их командиры в синих формах тэнов. Если бы хоть одного из них оставили в живых, то можно было его допросить, но допросить оказалось некого — истребили всех. Всю полуторатысячную армию Лэнсома.
Рассвет продолжал серебриться по стенам Ронстада.
Розоватое солнце поднималось выше, ветер гнал пряную осеннюю прохладу с холмов, подхватывал клубы сального дыма и нёс в небо, прозрачное и спокойное, открывая его взору изуродованные тела адептов. И когда я увидел весь масштаб бойни, по спине пронёсся мороз.
Порыв холодного ветра окончательно остудил тело после пережитого жара битвы (хоть я и застал самый её финал) и заставил внутреннее поёжиться. Майка, пропитанная потом, кровью и вонью костров, липла к коже и при каждом шаге бередила мелкие раны и порезы.
Я шёл, охватывая взглядом сразу по нескольку человек. Молодые лица… старые лица… детские лица…
Но пока ни одного знакомого.
Хотя нет.
Одного мужчину я узнал. Это был водитель автокэба, который подвозил меня сегодня ночью до трактира «Адмирал Баум». Мужчина был расстрелян в упор и лежал теперь, раскинув руки в стороны, будто его привязали к невидимому кресту. Я задержал взгляд на его умиротворённом лице и пошёл дальше.
Вместе со мной убитых осматривали ещё с десяток человек. Кто-то узнавал родных и, завывая, кидался прямо на мёртвое тело. Я же продолжал идти, не сбавляя шага и методично оглядывая каждого.