Джонс кивнул.
– Стоп машина! – скомандовал капитан.
– Очистить палубы, – невыразительным голосом проговорил Джонс.
– Экипаж внутри, – сказал старпом.
– Мы одни?
– В радиусе двадцати миль никого, ни одного судна. Спутники в пределах видимости – китайский и русский, но оба на сходе. Русские дирижабли пасут запад Гренландии. У нас сорок пять минут полного одиночества.
– Мы начинаем. – Джонс вышел из рубки, направился к одной из надстроек, напоминавшей многогранный купол, под какими обычно на кораблях прячутся антенны локаторов. Под этим куполом тоже располагался комплекс антенн, только иного предназначения.
Рядом с куполом высилась ещё одна надстройка в форме куба из белого материала.
Джонс посмотрел на безоблачное небо, не поднимая капюшона, несмотря на ветерок, открыл дверь в кубическое строение и скрылся в нём.
Это был центр управления всеми аппаратами и комплексами, установленными на борту корабля. Все его стены и даже потолок представляли собой системы экранов, у которых сидели операторы; в данный момент операторов насчитывалось шесть. За отдельным пультом восседал начальник смены, единственный чернокожий в составе экспедиции, отзывающийся на имя Оуэн.
Официально комплекс аппаратуры «Night sun» предназначался для диагностики ионосферы и температурных полей приповерхностного слоя воды. Однако на самом деле комплекс, получивший красноречивое имя «Зевс», решал гораздо более глобальные задачи.
Начальник смены, одетый в тёмно-зелёную курточку с эмблемой на рукаве, на которой красовалась латинская буква «Z», – такие же курточки носили и операторы «Зевса», – уступил своё место перед большим экраном, на который была выведена карта приполярных морей России с островами и северной береговой линией.
Чуть выше этого экрана светился другой, переходящий на потолок, отображавший ситуационную карту обоих полушарий Земли. Полушария пересекали синусоиды спутниковых траекторий и необычного вида струи с огоньками внутри, обозначавшие воздушные атмосферные течения и ползущие над Землёй ураганы и тайфуны.
Местоположение корабля отмечала на обеих картах неяркая красная звёздочка. К ней медленно приближались цветные огоньки, указывающие расположение высокоширотных спутников, как американских – они были малинового цвета, так и русских – зелёных, и китайских – жёлтых.
Ещё одна звёздочка – белая – тихо ползла над Северным Ледовитым океаном, приближаясь к району Баренцева моря.
– «Икс» в пределах активного ответа, – сказал Оуэн.
– Работаем, – бросил Джонс. – «Икс» на связь.
– «Икс» на линии, – отозвался один из операторов.
Под «Иксом» подразумевался орбитальный беспилотник «Х-37В», снабжённый антеннами-ретрансляторами «Зевса», без которого наземные структуры системы были малоэффективны. В наличии у ВВС США было четыре таких беспилотника, и три из них принадлежали системе «Зевс».
Какое-то время в пристройке царила тишина, слышны были только негромкие зуммеры и свисточки работающей радиоаппаратуры.
– Опускаю купол, – сказал оператор слева.
Джонс промолчал, наблюдая на малом экране, как восьмиметровый купол над антеннами собирается в складки.
– Предупреждение.
На судне трижды ударил колокол, заставляя сердца операторов работать быстрее.
– Пуск!
На палубах корабля ничего не изменилось, лишь по всем пультам кабины управления «Зевсом» пробежала волна разноцветных вспышек.
Схематическое изображение антенного комплекса на вспомогательном экране справа налилось багровым свечением.
Изображение в объёме главного экрана передёрнула судорога, от звёздочки на синем фоне океана протянулась трасса голубых штрихов, нашла перемещавшуюся по орбите звёздочку Х-37В, и над расчерченной координатной сеткой гладью Баренцева моря вспыхнула дымчатая клякса, накрывшая крестик объекта, который и был целью «Зевса».
– Вектор-зона открыта, – доложил оператор.
– Пошла накачка, – в унисон ему отозвался второй.
– Диаметр линзы около сорока миль, – добавил третий.
Заговорили остальные операторы, словно соревнуясь между собой:
– Устойчивость линзы девяносто три и три…
– Мощность пять гиг…
– Концентрация ионов на седьмом нуле…
– Температура в зоне одиннадцать на кило…
– Зародыш вихревого ядра на высоте двух…
– Температура на объекте падает…
– Пошла инициация туч…
– Мы на максимуме!
– Прохождение инфра заблокировано…
– Держим час, – скомандовал Джонс.
– Спутник на векторе, – пробормотал Оуэн.
– Картинку.
На вспыхнувшем экране проявилось бескрайнее свинцово-серое поле в белых барашках – поверхность моря – и белое пятно над ним в форме медузы. Пятно росло на глазах, закрывая россыпь островов, ограничивающих Баренцево море, и объект между ними, появление которого взбесило американских бизнесменов, рассматривающих Арктику как свою собственность и не терпящих конкурентов.
– Линзирование закончено, – доложил первый оператор. – Началась автоактивация.
– Зона устойчива, – добавил второй. – Началась концентрация влаги.
– Отбой «Иксу».
– Есть отбой «Иксу»!
– Стандартная процедура, стоим сутки. – Джонс хлопнул дежурного смены по плечу, выбрался из кабины управления и, прищурившись, посмотрел на низкое солнце.
В районе остановки «Night sun» по-прежнему царили тишина и благость, океан был спокоен, ветер стих, температура не опускалась ниже нуля градусов, но в трёх сотнях километров от этого места, у берегов России, зарождался мини-циклон, и «увернуться» от него не мог никто, даже способная ходить своим ходом нефтедобывающая платформа.
Север Баренцева моря. 23 мая, 23 часа 12 минут
Где-то наверху, на верхних уровнях платформы, послышался железный лязг, и Нефёдов с неудовольствием оторвался от чтения, отложил книгу.
Шёл двенадцатый час условной ночи, так как солнце в этих широтах с конца мая не опускалось за горизонт, но нефтяники жили по времени Москвы, работая посменно [1], вахтовым способом, и ложились спать, когда в окна лился поток оранжевого, густого, как сироп, света полярного солнца.
Кто-то постучался в дверь.
– Войдите, – разрешил Нефёдов; он был начальником морского нефтедобывающего комплекса, и входить к нему ночью решались немногие буровики.
Дверь открылась, впуская клуб холодного воздуха, вошёл широкий, могучий, как кузнец, бородатый Савельев, начальник смены.
– Виктор Дорофеич, там что-то непонятное начинается, посмотрел бы.
– Где?
– В атмосфере. Прогноз на трое суток благоприятный, никаких штормов и сильных ветров не предвидится, а холодает.
Нефёдов с сожалением глянул на книгу: это был томик Джека Лондона, изданный ещё в советские времена, – и начал одеваться.
Снаружи действительно похолодало.
Если днём температура воздуха в районе платформы не опускалась ниже нуля градусов, то сейчас термометр на вышке показывал минус три, и температура продолжала падать. К тому же вокруг платформы начала сгущаться странная мгла. Солнце над северо-западной частью горизонта пригасило свой блеск, стало малиновым. В небе образовалось гало в форме кольца.
Нефёдов поёжился под ветерком, застегнул на подбородке клапан меховой куртки.
– Этого в прогнозе не было.
– И я говорю. Штиль, да и море спокойное, – сказал Савельев. – Температура по прогнозу около нуля на три дня вперёд.
– Ветер?
– Только что начался, причём какой-то странный, кружливый.
– Поинтересуйся у метеорологов, что на Большой Земле.
– Хорошо, дождусь спутника и свяжусь.
Большой Землёй буровики называли берег у посёлка Варандей Ненецкого автономного округа, где находилась метеостанция и пограничная застава.
Савельев потоптался рядом, спустился по лесенке в недра платформы. Нефёдов, наоборот, поднялся на вертолётную площадку, где сиротливо разлапился оранжевый «Ми-8». Вертолёт был единственным транспортным средством, связывающим платформу с берегом, до которого по прямой было чуть больше семидесяти километров.