У самых дверей сопровождавший девушку орк остановился и на пару мгновений осторожно прислушался.
— Кажется, успокоился, — пробормотал он, поворачиваясь к заинтригованной подобным поведением Эйвилин. — Мессир маг… — слегка замялся орк. — Хочу только предупредить. Его величество… Как бы это сказать… Слегка не в форме.
— Ему стало хуже? Болезнь вернулась? — взволнованно спросила Эйвилин.
— Болезнь? А, нет, просто его величество… Впрочем, смотрите сами, — пробормотал орк, открывая дверь в комнату.
Сперва Эйвилин не поверила собственным глазам. Леклис, такой сдержанный и хладнокровный, всегда настороженный, словно хищный зверь, и вечно ожидающий нападения… был в стельку пьян. Комната являла собой картину полного разгрома: на полу валялось оружие и части рыцарских доспехов. Что добило девушку окончательно — так это валяющийся прямо у дверей знаменитый меч Леклиса Химера, черное лезвие которого обиженно сверкало в груде черепков от разбитого винного кувшина.
— А, это ты, Харг. — Пьяный Леклис наконец-то соизволил обратить на них свое внимание. — Представляешь, — он запнулся, мотнул головой из стороны в сторону, с раздражением убрал опавшие на лицо пряди волос назад и продолжил: — Это клятое вино опять закончилось. Сбегай к хозяину и принеси мне еще кувшин.
— К вам мессир маг, сир, — осторожно сказал орк, но Леклис его уже не слушал — он что-то сосредоточенно пытался разглядеть на голой каменной поверхности стены.
— Оставьте нас наедине, — приказала Эйвилин, когда к ней вернулась утраченная было от удивления способность говорить. — И проследите, чтобы никто не беспокоил, — напутствовала она стражника, решительно входя в комнату и плотно закрывая за собой дверь.
— Будет сделано, мессир маг, — отозвался из-за закрытых дверей орк, которого Леклис называл Харгом.
И опять кто-то меня тряс. Открывать глаза страшно не хотелось. Голова казалась тяжелой и немилосердно болела.
— Проваливайте к Падшему! — выругался я, не открывая глаз.
Результатом подобного заявления стало несколько пощечин. Меня это немного разозлило. Отвешивать мне затрещины было позволительно только старине Глоку, а я точно знал, что в Тверди его нет. Твердь! Это слово мгновенно выдавило часть хмеля из моей головы, дрожью и холодным потом прошло по телу. Твердь — новая пища для моих ночных кошмаров. Не думал, что после Железного холма и ночной резни перед моей коронацией это возможно.
— Ты пришел в себя? — спросил чей-то мужской голос. — Или мне еще тебя ударить?
Резко открыв глаза, я обнаружил, что валяюсь на полу, а какой-то незнакомый старик стоит передо мной на коленях, занося раскрытую ладонь для очередного удара.
— Какого тут происходит? — недоуменно огляделся я. В голове все еще был сплошной туман, а любое движение отзывалось вспышкой острой боли в висках. Оглядев картину учиненного разгрома и догадавшись, кто был ему виной, я вновь уставился на незваного гостя. Этого старика я видел впервые. Неожиданно мое внимание привлекла тонкая серебряная цепочка на шее старика, на которой, словно кулон, висел хорошо знакомый мне перстень с моим гербом. — Откуда это у тебя? — недоуменно спросил я. — Эйвилин?
— Ты поразительно догадлив. — Фигура человека смазалась, и на его месте я увидел эльфийку. — На твое отрезвление я потратила треть своих магических сил.
— Что ты тут делаешь? — спросил я: в реальность происходящего мне все еще не верилось.
— Как я понимаю, это у тебя вместо приветствия и благодарности? — вопросом на вопрос ответила девушка. — В мой прошлый визит я нашла тебя умирающим от ран. Еще немного — и спасать было бы уже некого. Ты никогда не изменишься! Да? Все время на острие, считаешь себя бессмертным? — В ее голосе появились заметные истерические нотки, а в уголках глаз сверкнули слезы.
— Я все еще жив, не надо меня оплакивать. — Я ласково погладил Эйвилин по щеке. — Не надо меня оплакивать и когда я уйду. Я не стою ничьих слез, а тем более твоих.
— У нас мало времени, меня могут хватиться в любой момент, — неожиданно отстранилась Эйвилин. — Ты должен как можно скорей покинуть Твердь. Сегодня несколько старших убеждали Гленлина в том, что нельзя упускать дарованного судьбой шанса и тебя нужно убить, невзирая на гномов.
— Твой будущий муж, конечно, согласился? — едко поинтересовался я.
— Ты зря так плохо думаешь о Гленлине, — нахмурилась Эйвилин. — Он приказал им убираться прочь.
— О, я ему страшно признателен!
— Откуда в тебе столько злости! — еще больше нахмурилась девушка. — Ты его совсем не знаешь! Он умен, благороден и добр.