Все это надо было пережить и осмыслить — чтобы для нее стало возможным применить свои таланты, благодаря которым она стала выдающимся тактиком Народного Флота, для решения задач, не входивших в её служебные обязанности… в результате чего и она, и адмирал Турвиль, и адмирал Жискар до сих пор живы. Но вряд ли то, что она тогда сделала, предотвратило бы неминуемую драматическую развязку, если бы не Томас Тейсман.
Она не знала Тейсмана лично до свержения Оскара Сен-Жюста, но с тех пор, как они познакомились, с каждой встречей он каким-то непонятным образом выглядел всё внушительней. По мнению Форейкер, он относился к горстке избранных: немногочисленной группе старших офицеров, настоящих кадровых военных, которые умудрились сохранить понятия долга и чести, чего бы ни требовали от них политические вожди. Что ещё более важно, именно он восстановил честь Флота. Да, командовали действующими флотами республики Лестер Турвиль и Хавьер Жискар, но именно Томас Тейсман сделал это возможным. И именно он вернул офицерам и рядовым чувство собственного достоинства. Заставил вспомнить, что они в свое время решили надеть мундиры потому, что верили во что-то, а не потому, что убоялись власти террора и перспективы расстрела, если они откажутся встать на её сторону.
Он возродил прежний военный флот, сделал его своим союзником в защите восстановленной Конституции, исходя из представлений самого флота о чести и долге, а также очистил его знамя от скверны, которой запятнала его Госбезопасность. И, помня о том, что он вернул флоту ощущение великой цели, чувство верности долгу, возможность защищать правое дело, флот без колебаний последовал бы за ним хоть во врата ада.
И Шэннон Форейкер тоже.
— Разрешите подняться на борт, сэр? — официально спросил военный министр, когда пересвист дудок наконец смолк.
Капитан Ройман коротко кивнул.
— Добро пожаловать на борт «Властелина», сэр! — ответил он звучным голосом. — Счастливы снова видеть вас на борту, — добавил он тише, более неофициальным тоном.
— Счастлив снова вернуться, Пат, — ответил Тейсман, крепко пожимая протянутую ему руку. — Вот только очень бы хотелось, чтобы вы были поближе к Новому Парижу, а то я не могу выбираться сюда чаще чем три-четыре раза в год.
— И нам бы хотелось того же, сэр, — заверил его Ройман.
— Что ж, — сказал военный министр, с одобрением оглядывая безупречную шлюпочную галерею, — возможно, мы что-нибудь придумаем.
— Простите? — Капитан недоуменно склонил голову. Тейсман усмехнулся, хотя по лицу проскользнуло нечто другое — возможно даже тень беспокойства.
— Не берите в голову, Пат. Обещаю, я все объясню до отъезда в столицу. А пока нам с адмиралом Форейкер надо кое-что обсудить.
— Разумеется, сэр, — почтительно ответил Ройман и отступил на шаг назад, а Тейсман повернулся, протягивая руку Шэннон.
— Адмирал, — поздоровался военный министр. Шэннон улыбнулась.
— Адмирал, — повторила она, прекрасно зная, что он предпочитает это обращение.
Он воспринимал себя в первую очередь как Главнокомандующего Флотом — то есть действующего офицера, а не просто политика. Глаза Тома заблестели. После крепкого рукопожатия она лукаво склонила голову.
— Я вообще-то планировала пригласить всех в офицерскую столовую на коктейль по случаю вашего прибытия, — сказала она, — но ни одного керамобетонного пункта в моих планах нет. Должна ли я — с учетом сказанного вами — отложить наши торжества, чтобы вы могли поподробнее рассказать мне, что вас сюда привело?
— Вообще-то я бы предпочел, чтобы именно так вы и сделали, если это не доставит людям лишних неудобств, — сказал Тейсман, и она пожала плечами.
— Как я уже сказала, у нас нет никаких незыблемых планов, сэр. Мы понятия не имели о целях вашей нынешней поездки, так что никакой срочности, никаких расписаний. — Она повернулась к широкоплечему капитану, стоявшему справа от неё. — Пятерка, кажется, я опять забыла свой коммуникатор. Вы не наберете мне Полетту? Попросите её оповестить всех, что мы действуем по плану «Б».
— Конечно, мэм, — ответил капитан Уильям Андерс, едва заметно усмехнувшись.
Шэннон Форейкер осталась верна себе: она всегда славилась феноменальной… рассеянностью во всем, что касалось повседневных мелочей. Чтобы «забыть» наручный коммуникатор нужен был особый талант, но она умудрялась оставлять его где попало по меньшей мере два раза в неделю.
Волосатый капитан включил свой коммуникатор и ввел код вызова лейтенанта Полетты Бейкер, флаг-лейтенанта Форейкер, а она тем временем обратилась к Тейсману:
— Нам необходимо переговорить с глазу на глаз, сэр? Или мне собрать и моих людей?
— Я введу их в курс дела до отбытия, — сказал он, — но вначале я бы предпочёл поговорить с вами отдельно.
— Конечно. В таком случае, будьте любезны, пройдемте в мою рабочую каюту.
— Прекрасная идея, — согласился он. Она коротко глянула на Андерса.
— Слышали, Пятерка? — спросила она.
— Так точно. И передам Полетте.
— Спасибо. — Она улыбнулась ему с теплотой, сразу преобразившей её узкое, необычайно привлекательное лицо, и почтительно пригласила Тейсмана проследовать к лифтам.
— После вас, сэр, — предложила она.
Чтобы добраться до каюты Форейкер, потребовалось несколько минут, несмотря на то, что конструкторы специально разместили её поближе к шахте лифта. Разумеется, «поближе» — понятие весьма относительное на борту корабля размеров «Властелина Космоса». Супердредноут представлял собой почти девять миллионов тонн вооружения и брони. Он был первым в своем классе, самым крупным и мощным военным кораблём, когда-либо построенным в Хевене. Впрочем, таковым ему оставаться недолго. Планы строительства кораблей нового класса «Темерер» проходили последнюю стадию согласования, и, если все пойдет по расписанию, первый «Темерер» будет заложен здесь, на верфях Болтхола, в ближайшие три-четыре месяца и сойдет со стапелей еще через тридцать шесть. Может быть, это заметно дольше, чем требуется для строительства аналогичного корабля тем же манти, но для Хевена это было небывалое сокращение времени постройки… и это во многом было заслугой вице-адмирала Шэннон Форейкер и её помощников.
Тем временем они с Тейсманом наконец добрались до пункта назначения и, миновав стоявшего у люка на часах морского пехотинца, вошли в её каюту. Форейкер тут же стащила с головы фуражку и швырнула в сторону главстаршины Кэллагана, её стюарда.
Главстаршина Сильвестр Кэллаган поймал летящий головной убор с привычной легкостью — и лишь едва заметным страдальческим вздохом. Форейкер, зная, что обязана такой сдержанности лишь присутствию Тейсмана, самодовольно усмехнулась. Нельзя сказать, что на первых порах, когда к ней прикомандировали личного стюарда, она отнеслась к этому с такой же легкостью. Ей понадобился не один месяц, чтобы привыкнуть к самой этой идее, адмирал там она или не адмирал, поскольку подобные «элитистские» замашки пали в числе первых жертв настойчивых усилий Роба Пьера по искоренению самой памяти о прежнем офицерском корпусе Законодателей. Подсознание Форейкер протестовало против возвращения прежних привилегий, и она страшно обрадовалась, когда Тейсман вычеркнул добрую половину из их списка. Но вынуждена была признать, что прикомандирование стюардов к высшему командованию и флаг-офицерам и в самом деле имеет смысл. У любого командующего предостаточно более важных задач, чем уборка каюты или чистка обуви. Возможно даже более важно, что офицеру, слишком занятому по службе, нужна надежная «домоправительница», на которую можно положиться во всем, чтобы повседневная жизнь протекала гладко, пока сам он разбирается с бесконечной чередой проблем и решений, составляющих его работу.