– А что это у них подствольники заряжены?… Пусть лучше подальше отойдут! Еще, еще подальше!
Российскому генералу и в страшном сне не могло придти в голову проверять, кто там сидит с чеченцами на броне.
Четвертый день войны. Грузинская граница.
Утром 11-го августа «Восток» получил приказ выдвигаться в сторону грузинской границы. Вместе с ним в колонне шли 693-й мотострелковый полк и полк ВДВ. Чеченцы расселись на трофейную бронетехнику, на которой мелом намалевали: «Восток», «Чечня», «Ямадаевцы». Журналистов, кинувшихся фотографировать по-махновски колоритное воинство, они приветствовали одним поднятым указательным пальцем: – Аллах един!
По дороге с интересом наблюдали за настоящим воздушным боем. Штурмовик Су-25 на головокружительных виражах пытался уйти от выпущенной с земли ракеты. Ракета, словно борзая, севшая лисе на хвост, разворачивалась, и гнала самолет дальше, целя в сопла. В конце концов, ракета настигла свою жертву, летчик катапультировался. Ямадаевцы спорили чья эта СУшка, – наша или грузинская.
Вмешался сам Сулим:
– По рации передали, грузинская.
Выдержав театральную паузу, комбат добавил:
– Хотя какая она, к чертовой матери грузинская? Ракета шла со стороны Гори, а у грузин уж два дня как аэродромы разбомблены. Им и взлетать-то неоткуда.
Кто-то из его бойцов театрально вздохнул и политкорректно подытожил:
– Ну, раз так, тогда жалко СУшку.
Получилось ненатурально и от того смешно. Бойцы «Востока», – стопроцентные люди войны. Она давно стала для них самостоятельной ценностью. Эти люди были искренне увлечены красотой боя, когда, задрав головы, наблюдали воздушные пируэты, а вот патриотические сантименты востоковцев не трогали. Слишком много и слишком привычно они убивали других и умирали сами.
К грузинской границе колона прошла, не встречая сопротивления. Резервисты бежали, единственный серьезный бой был в приграничном селе называвшемся то ли Квемо Хвити, толи Земо Никози. Танки 693-го полка, полезли через село без разведки, напоролись на встречный огонь и потеряли две машины вместе с экипажами. Танки откатились на окраину. Над селом поднялись столбы черного дыма, Где-то рядом тут же положили девять человек из десантуры. А без разведки сунулись в село лишь потому, что никто не понял: Южная Осетия давно кончилась и колона уже идет по Грузии.
Интеллигентный командир веденской роты «Куба» прокомментировал ситуацию анекдотом из разряда приличных:
Две бабки сидят на завалинке и судачат.
– Смотри, Никитична, вон генералы идут. Ой, да у них в руках карты.
– Ну, значит, сейчас попросят показать, где они находятся. Пойдем, поможем армии.
Я до сих пор не знаю точно, как называлось то село, где, принуждая грузин к миру, полегло столько наших солдат.
– Понимаешь, – рассказывал мне месяц спустя уже в Москве чеченский спецназовец. – команды пересечь грузинскую границу на тот момент еще не поступило. Вышло так, что колонна пошла без команды, а тут еще и потери. Поэтому наверх доложили, что мы застряли в селе Квемо Хвити. Просто оно стоит на самой границе, а село Земо Никози, в котором мы оказались на самом деле, расположено на шесть километров дальше вглубь территории Грузии.
Впрочем, кого вообще тогда интересовало, как называется это село? Поскольку с ходу не получилось, теперь этой деревней кто-то должен был заняться уже не сходу. Кого пошлют? Вот, что интересовало всех?
Вперед послали «Восток».
Попытка прорыва в их исполнении выглядела как кадры из американского блокбастера. Бойцы двинулись вглубь села короткими перебежками, прикрывая друг друга. Неожиданно с грузинской стороны, со склонов гор, начался обстрел улиц. Лупили как раз туда, где пробирались ямадаевцы. Прямой наводкой из тяжелых 152-миллиметровых самоходных гаубиц. Потом подключились 120-милиметровые минометы, где-то в самом селе заработала «Шилка». Снаряды ложились рядом: тридцать-пятьдесят метров вправо или влево.
Чеченцы все равно не останавливались. Перли вперед, словно заговоренные от смерти. На склонах ухал очередной залп, бойцы считали до пяти, и при счете пять бросались на землю, стараясь подгадать так, чтобы бок прикрывала каменная стена дома. Как раз в этот момент снаряд долетал.
Взрыв.
Свист осколков, прошивающих дощатые заборы.
Град щебня сыплющегося сверху.
Очередная команда: «Вперед!».
Все встают и, прикрывая друг друга, двигаются по улице дальше. До тех пор, пока со склона не ухает новый залп. Раз… два… три… четыре… пять… считают спецназовцы на бегу и все повторяется заново.
Снаряды ложатся все ближе. Прижимаюсь к простенку между окнами. Бах, – стекла осыпаются к моим ногам. Из выбитых окон доносится грузинская речь.
Солдаты?..
Пожалел, что в руках фотокамера, а не Калашников… Сжимаюсь в ожидании очереди из окна. Кой черт занес меня на эти галеры?.. Нет, голоса женские… Разжимаюсь.
Впереди перекресток. Неожиданно чувствую тычок в бок. Оборачиваюсь: Вахтанг, сукин сын. С неуместной пижонисто-меланхоличной полуулыбкой он тянет:
– Бегом, братишка. Тут же все простреливается…
Дошли до наших горящих танков. За ними грузины. Снаряды ложатся совсем рядом. Руководящий операцией советник, прикомандированный к батальону от спецназа ГРУ, кричит бойцам:
– Где-то рядом корректировщик огня. Он на нас наводит. Надо найти!
Как на самом деле зовут этого советника, никто не знает. Журналистам он представляется только по своему позывному: «Снег» Наводчика обнаруживают метров через сто в одном из дворов. Убивают на месте. Сложную навигационную аппаратуру, находившуюся при нем, забирают с собой. Тут же рядом еще двое грузин с ПТУРСами. Они и пожгли наши танки, – их тоже на месте…
По пути сталкиваемся еще с двумя грузинскими резервистами. Они одеты в гражданку, но на шеях солдатские жетоны, в кармане у одного граната. Обоих берут в плен.
В одном из дворов обнаружили раненного мужчину лет пятидесяти. Чья пуля его тюкнула, наша или грузинская, непонятно. Поначалу думали, что тоже резервист, разорвали ворот рубахи, но у него на шее не оказалось жетона. Минуту спустя из дома выскочила женщина и закричала по-русски,
– Он не солдат, он мой муж!
Вслед за ней вышел старик, говорит, что отец подстреленного. Всех загоняют в дом.
– А может они тоже солдаты? Старик что-то больно моложав, а баба просто геройствует, выгораживает солдатиков…
– Да ты на руки его посмотри! Вон, сколько грязи под ногтями! Это колхозник, он еще утром в огороде копался…
– Какие, на хер, руки?! Вон, смотри, у дверей «муха» лежит!
– Это моя «муха». Ты же сам сказал ее с собой взять…
Грузинский дед лезет в шкаф, достает медаль «30 лет безупречной службы в МООП ГССР», Что такое МООП никто не знает, а ГССР это Грузинская Советская Социалистическая Республика, объяснил присутствующим Вахтанг.
Он считает:
– Грузинская ССР кончилась семнадцать лет назад. Если служить дед пошел сразу после армии и к моменту распада Союза отслужил тридцать лет, то сейчас ему под семьдесят. Если, конечно, это его медаль. Ладно, дед, убедил…
Раненного наспех перевязали, сквозную дыру в плече залили чачей найденной в доме и отпустили вместе с отцом и женой, указав, как лучше выйти из зоны обстрела.
Дальше стало совсем хреново. Подключилась наша артиллерия. У них координаты грузинских позиций в селе, и они, наконец, пристрелялись. Про то, что бойцы «Востока» уже взяли эти позиции и теперь находятся ровно на них, наши артиллеристы не знают. Они лупят прямо по нам. Бьют даже точнее чем грузины.
Когда снаряды стали ложиться прямо на улицу «Снег» дал команду разбежаться по подвалам ближайших домов. Маленькими группами все рассосались, затаскивая в укрытия раненых. Про то, что мы попали под «дружественный огнь» еще не знаем. Это потом вечером, прибывая в щенячье-интеллигентской эйфории от того, что остался жив и даже цел, я прокручивал в голове стихи: