Дон Морелли ознакомил нас со своими ошеломительными идеями. Главная проблема американской армии? Она позволяет, чтобы техника определяла стратегию, а не наоборот. Главное изменение в войне после Вьетнама? Оружие точного наведения. Главная проблема демократии по отношению к вооруженным силам? Армии демократий не могут выигрывать войну без поддержки народа, без согласия с ним. Можно ли избежать атомной войны? Да. Но не при помощи традиционного подхода. Почему он заинтересован в том, что мы писали о философии времени? Потому что вооруженные силы должны думать не о пространстве, а о времени. Морелли развернул свое блестящее интеллектуальное представление.
Психиатры называют последние слова пациента после сеанса «проговоркой». И часто, как они говорят, проговорки важнее, чем весь предыдущий час. Когда мы стояли в дверях, переваривая только что услышанное, Морелли бросил личную бомбу.
— Мне сорок девять лет, — сообщил он, — и я умираю от рака.
Он замолчал.
Потом с непререкаемостью, свидетельствовавшей о долгом и тщательном самоанализе, он заявил:
— Я буду считать миссию своей жизни выполненной, если новая доктрина, которую я вам описал, будет реализована Соединенными Штатами и их союзниками.
К добру или к худу — или их сочетанию, — миссия жизни Морелли оказалась более чем выполнена.
За пределами комикса
За первой встречей последовали другие, в Вашингтоне и в форте Монро в Вирджинии.
Дон Морелли не подходил ни под какое представление о солдате. В частности, интеллектуалы привыкли карикатурно представлять себе военных грубиянами или просто дураками. Вспомните политические карикатуры генералов: грудь вперед и целый иконостас звенящих медалей и орденских колодок, плюс — волевое лицо, без признаков интеллекта. Вспомните сатирическую песню Гилберта и Салливана «Я образец современного генерал-майора» или первого лорда адмиралтейства из «Передника», который объявляет: «Я так мало рассуждал, что меня поставили командовать флотом королевы!» Если же у этих комиксовых персонажей и были какие-то реальные прототипы, ни к Дону Морелли, ни к его коллегам, с которыми он нас познакомил, они не имели никакого отношения. Дон Морелли на самом деле был интеллигентом, который носит мундир (иногда). Будучи «возвышенной» натурой, он жил в мире идей. У него было прекрасное чувство юмора и неисчерпаемый запас итальянских анекдотов. У одного из своих офицеров он обучался живописи, а его за это учил играть в шахматы. Он любил и классическую музыку, и Стэна Гетца. Пел он омерзительно. А читал все, от научной фантастики до истории и жизнеописаний. Другой американский генерал, с которым мы познакомились позже, называл его «итальянцем эпохи Возрождения».
Дон Морелли был серьезным человеком, занимался он самым серьезным в мире делом, и знал это. Но с ним было весело. Он умирал, но был полон жизни.
Последний раз мы видели его в щекотливый момент. Он пригласил нас в форт Монро познакомиться с человеком, которого прислали ему на замену. Причина была более чем ясна. В этот февральский день 1984 года, после завтрака, поданного его женой Патти (присутствовали несколько офицеров в полевой форме), Морелли проводил нас до машины. На минуту мы остались с ним наедине.
— Врачи мне дают еще только шесть месяцев жизни, и армия готова отправить меня в отставку. Я ценю наше знакомство, — сказал он, — и сожалею, что у нас не будет возможности его продолжить.
Мы ответили, что тоже ценим проведенное с ним время. Он открыл дверцу машины и помахал нам рукой, когда шофер-сержант повез нас прочь.
Эти встречи, сперва с Доном Морелли, потом с Донном Старри и другими, дали нам свежее понимание роли, которую играет в делах человеческих самый драматический, самый трагический и самый важный из всех общественных процессов — война.
Если война всегда была слишком серьезным делом, чтобы доверять ее генералам, то сейчас она слишком серьезна, чтобы доверять ее невеждам — в мундире или без. То же самое относится, и даже в большей степени, к антивоенному движению.
Глава 2. Конец экстаза
Информированный взрослый человек, если его спросить, какие войны происходили после Второй мировой войны, без труда назовет корейскую войну (1950–1953), вьетнамскую (1957–1975), арабо-израильские войны (1967, 1973, 1982), войну в Персидском заливе (1990–1991) и, быть может, несколько других.
Но мало кто знает, что от 150 до 160 (зависит от того, как считать) международных и внутренних военных конфликтов бушевали с момента заключения мира в 1945 году. Или что при этом были убиты примерно 7 200 000 солдат. Это только убитые — не считая раненых, замученных или изувеченных. Сюда также не входит еще большее число жертв среди мирного населения. Не входят и пропавшие без вести. Как ни странно, за всю Первую мировую войну число убитых солдат лишь ненамного больше: примерно 8 400 000. Из этого следует довольно любопытная вещь: в терминах потерь убитыми, даже если допустить, что ошибка достаточно велика, мир с 1945 года претерпел нечто вроде Первой мировой войны.