Конец равновесия (но не истории)
Теории Второй волны о глобальной системе имели тенденцию предполагать ее равновесной, то есть считать, что в ней есть элементы самокорректировки, а нестабильности — это исключения из этого правила. Войны, революции и бунты — это несчастливые «возмущения» в почтенной в общем-то системе. Мир является естественным состоянием.
Точка зрения на мировой порядок, надо сказать, весьма похожая на представление науки Второй волны о порядке во вселенной. Нации, как ньютоновские бильярдные шары, сталкиваются друг с другом. Вся теория «баланса сил» предполагала, что если одна нация станет слишком сильной, другие объединятся в коалицию, чтобы ей противодействовать, возвращая ее на положенную ей орбиту и восстанавливая равновесие.
Связанный с этим набор допущений все еще широко распространен на изобильном Западе. Сюда входит либеральная идея, что на самом деле войны никто не хочет; что правительства по самой своей сути ненавидят риск; что обо всех разногласиях можно договориться, если только не прекращать переговоры, потому что в конце концов глобальная система по сути своей рациональна.
Но ни одно из этих допущений сегодня не действует. Бывает, что некоторые правительства желают войны даже в отсутствие внешней угрозы. (Аргентинские генералы, начавшие войну за Фолклендские (Мальвинские) острова, в 1982 году действовали исключительно под влиянием внутриполитических соображений при отсутствии какой бы то ни было внешней угрозы.) Многие политические деятели не только не отвергают риска, но живут им. Для них нет ничего лучше кризиса.
Все больше и больше актеров мировой сцены подходят под определение, данное когда-то Иезекиилем Дрором, блестящим израильским политологом: «сумасшедшие государства».
Особенно это бывает верно, когда глобальная система охвачена революцией.
Что многие внешнеполитические гуру до сих пор не могут учесть, это что когда системы «далеки от равновесия», они ведут себя причудливым образом, нарушая все обычные правила. Они становятся нелинейными — то есть малый входной сигнал может вызвать колоссальные эффекты. Ничтожного числа голосов в крошечной Дании хватило, чтобы пустить под откос весь процесс европейской интеграции.
«Малая» война в дальнем уголке мира может, хотя и посредством серии непредсказуемых событий, как снежный ком разрастись в гигантское столкновение. Точно так же большая война может кончиться на удивление малым сдвигом равновесия в распределении силы. Ирано-иракская война 1980–1988 гг. повлекла за собой около 600 000 жертв — а закончилась патом. Корреляция между размерами причины и следствия резко падает.
Мировая система приобретает пригожинские свойства — то есть она все больше похожа на физические, химические и общественные системы, описанные Ильей Пригожиным, нобелевским лауреатом, который первым определил структуры, названные им «диссипативными». В них все элементы системы находятся в состоянии постоянных флюктуации. Части каждой системы становятся крайне уязвимыми для внешних воздействий: изменение цен на нефть, внезапный взрыв религиозного фанатизма, сдвиг баланса вооружений и так далее. Множатся контуры положительной обратной связи — то есть некоторый процесс, однажды запущенный, начинает жить своей жизнью, не собираясь стабилизироваться и привнося в систему дополнительную неустойчивость. Этнические вендетты порождают этнические битвы, переходящие в этнические войны, масштаб которых уже выходит за рамки региона. Конвергенция флюктуаций, внутренних и внешних, может привести к полному развалу системы — или к ее реорганизации на более высоком уровне.
И наконец, в этот критический момент система уж никак не рациональна. Она, как никогда, подвержена случайности, то есть ее поведение трудно, если вообще возможно предсказать.
Итак, вперед, в глобальную систему двадцать первого века — не аккуратный Новый Мировой Порядок, о котором когда-то трубил президент Буш, и не стабильность после холодной войны, обещанная другими политиками. В ней видны действующие мощные процессы рассечения на три сектора, отражающие возникновение еще при нашей жизни новой цивилизации с ее различными жизненными потребностями, ее собственным видом войны и вскоре, можно надеяться, с соответствующей формой мира.
Мы переживаем фантастический момент истории. Скрываясь за модной мрачностью сегодняшнего дня, наступают некоторые весьма положительные и гуманизирующие перемены. Ширящаяся Третья волна экономики гальванизировала весь Азиатско-Тихоокеанский регион, породив торговую и стратегическую напряженность, но в то же время открыв возможность быстрого выхода из ямы нищеты для миллиардов людей. Массовый рост мирового населения наблюдался между 1968 и 1990 годами, но, вопреки гробовым прогнозам, количество еды на душу населения в мире растет быстрее, а число хронически недоедающих людей сократилось на 16 %.