Опять заскрипели ворота. Штабс-капитан бежал уже вдоль улицы. Шашка хлестала его по сапогам. Маленький, усастый, со свирепыми, круглыми глазами, он был похож на "турка", как рисовались они на карикатурах "Огонька" и "Панорамы".
- Ну?.. Да рассказывай, Лехин!
Вот что рассказал мне ефрейтор Лехин...
Под утро, когда штабс-капитан Карнаоппулло пришел к нам во двор, чтоб проверить пост при арестованном,- а может...- в этом месте рассказа Лехин задрал голову вверх и щелкнул себя по затылку,- а может... вы понимаете, господин поручик?..- ни арестованного, ни часового Ленца во дворе не оказалось!
Хозяйка, вышедшая накормить скотину, злыми глазами взглянула на штабс-капитана, боясь, очевидно, за свои погреба и кладовые.
Как раз в это время во двор - оправиться - вышел и ефрейтор Лехин.
"Лехин, что такое? Где часовой?"
"Ах, солдатика ищете? - подошла к штабс-капитану хозяйка.- Солдатик ваш, да с Петром, тем, что в сарае сидел, ушли куда-то..."
"Куда?"
"А я знаю? К большакам,-что ли!.."
- У господина капитана,- рассказывал Лехин,- споначала и голос даже сорвался, а баба, ядри ее корень, не унимается,- ей бы только язык чесать; рада небось - клетушки в сохранности... ..."И чудно ж, говорит, разъяснялись!.. Солдатик-то ваш не русский, видно... Татарин аль немец. Не разобрала, чего лопотал-то... А ушли вместе, как же, и Евзопия с ними..." Тут господин капитан на нее, да вплотную: "Какая Евзопия?" - и бабу за руку, значит. А та: "Говорю - не хватайся! Не ухват тебе буду!.. Которая, говорит, под воротами стояла. Жена Петрова, говорит. Ахтырская. Год назад по-большевистски венчаны..."
- Вот оно, господин поручик, происшествие какое! - окончил Лехин.Сиганули. А Нартов, с напугу, и объясниться не мог. А неповинен он. Всю ночь до утра самого сани сгонял. Весь взвод в расходе находился,- вот Ленц и стоял на посту. Ему где было, немцу, с мужиками ругаться.
Я вышел во двор.
На мокром снегу под воротами лежала карамель в пестрой, веселой бумажке. Вторая была втоптана в нанесенный Зотовым навоз, уже успевший за ночь оттаять. Дверь в сарай была открыта. Я вошел. Наткнулся в углу на аккуратно сложенные винтовку, патронташ и подсумок. На подсумке лежала какая-то бумажка. Я поднял ее и подошел к свету. "Zuruck an die 6 Kompagnie"*. Готические буквы лежали на боку. Книзу расползались лиловыми кляксами. Очевидно, Ленд то и дело мочил чернильный карандаш.
Я хохотал, покачиваясь.
- Сумалишенные,- одно слово!..- кому-то за дверью сказала хозяйка.
К забору подошли солдаты других рот. Заглянули в ворота.
Потом прибежал связной.
---------------------
* "Обратно в 6-ю роту" (нем.)
* * *
В степи, к северу от Баромли, наша застава сдерживала редкую цепь красных.
2-й батальон выступал на позицию. 1-й и 2-й уже отступили из Баромли.
- Подтянись!..- командовали ротные. Полозья саней цеплялись о полозья. Оглобья били об оглобья.
- Под-тя-ни-и-ись!
- ...Где там!.. Нет, Харькова мы не удержим!..- глухо сказал подсевший ко мне в сани подпоручик Морозов, отвернулся и долго сидел со мною, молчаливый и унылый, вращая на пальце узенькое обручальное кольцо.
На окраине Баромли, где, отколовшись от загибающей к северу дороги, сбегали к ручейку белые украинские мазанки, горел деревянный дом, приземистый и туполобый. Огонь уже сползал с крыши на косяк дверей. Сквозь разбитые окна валил бурый густой дым.
- Что, снарядами? - спросил я двух мужиков, безучастно стоящих над оврагом.
- Мы не сведующи.- Мужик повыше расправил широкую черную бороду.Мобыть, и подожгли. Снаряды здесь будто бы и не падали...
- А чей это дом? - И, взяв у Лехина вожжи, подпоручик Морозов на минуту придержал лошадь.
- Который? Этот-то?..- Чернобородый указал пальцем на пламя.- Рыбова это изба будет. В шестнадцатом строил. Рыбова, Петра...
- Петра?.. Постой!.. А не у него ль - да как ее!..- не у него ль жену Евзопией звать? А?..
- Как же!.. Евзопия... У него... А как же!..- обрадовались чему-то мужики.- Это уж, безусловно, правильно!..
- Ше-с-та-я! - кричал в голове роты штабс-капитан Карнаоппулло.Шестая! По-д-тя-нись!
* * *
- А ну! Гони их! А ну!
Поручик Ауэ бежал перед цепью, то спотыкаясь и падая, то снова взбрасывая плечи, точно играя в чехарду.- А ну! А ну их!..
Сани с моим пулеметом прыгали по сугробам.
- Тяни! Тяни за ленту! По-во-ра-чи-вай!
Но лента не подавалась. Пулемет первого отделения отказывался работать.
Под бугром, вдоль смятой лавы красных, также метались какие-то утопающие в талом снегу сани.
- По саням! Бей по саням! - кричал ротный.- По комиссару!.. Еще! Еще!
Лава красных быстро отходила.
- Господин полковник приказали доложить,- докладывал ротному связной батальонного,- шестая отойдет последней.