— Кто такую махину пускает по одной дороге? Этак и разбомбить могут в два счета.
Многим из нас, менее опытным, такая ошибка не представлялась страшной. Все рвались вперед.
Готовя десантников к боевым действиям, мы проводили большую работу с бойцами по воспитанию ненависти к врагу.
Отступая на Запад, гитлеровцы совершали массовые убийства, грабежи и насилия. Политуправление Северо-Западного фронта издавало специальные бюллетени о зверствах и насилиях захватчиков.
Бойцы и командиры Красной Армии получали множество писем от родных, проживающих на территории, освобожденной Красной Армией. В этих письмах раскрывалась страшная правда о фашистской неволе, они использовались в нашей конкретной партийно-политической работе с бойцами по воспитанию ненависти к фашистским захватчикам.
Вот что, например, писала мать красноармейцу А. Козлову из деревни Ступино Ржевского района:
«Дорогой мой сыночек! Страшно вспомнить, что творили немцы в нашей деревне. Первым делом они принялись нас грабить. Угнали весь скот. В деревне не осталось ни одной коровушки. Выгребли последний хлеб. А нас оставили голодными.
Потом немцы, как звери, набросились на наших людей. Помнишь, сынок, соседок — девушек Катю и Дусю Томилиных? Их расстреляли немцы. И еще многие жители села — женщины, дети и старики — замучены.
Деревню немцы сожгли. Из 70 домов осталось всего шесть. Сожгли и наш дом. Я стала жить в бане, по немцы пришли и, как собаку, вышвырнули меня на улицу, а баню разобрали. И всю холодную зимушку я и мои соседи жили в окопе. Много умерло народу от мучений».
«Дорогой Саша, — писал товарищ фронтовика А. Фесенко из города Шахты.—Я должен тебе сообщить горькую весть — у тебя нет больше ни отца, ни матери. Фашистские кровопийцы зверски надругались над твоей семьей.
Какая-то продажная шкура донесла им, что вы, шестеро братьев, находитесь на фронте. Фашисты узнали и то, что у сестры Валентины муж генерал-майор авиации.
На второй день оккупации немцы забрали отца, мать и брата Петра. К вечеру гитлеровцы согнали на площадь всех жителей города. Туда же привели они под конвоем всех твоих родных. И началась дикая расправа.
Отца они поставили у виселицы и зверски мучили. Отрубили пальцы, сожгли бороду, выбили левый глаз, кололи штыками. Но ничто не смогло надломить железную волю старика. Гневные слова прокричал он фашистам: «Сыны у меня — орлы! Они придут к вам, подлюкам, могилу выроют, берегитесь!»
Но это еще пе все, Саша! Когда стало совсем темно, к вашему дому привезли трупы замученных и зверски растерзанных твоих стариков и родных. Фашисты заставили сестру Анну внести трупы в дом, затем втолкнули туда и ее вместе с оставшимися в живых детьми и дом подожгли. Сгорели все...»
Все подобные письма были размножены в типографии, раздавались по машинам в пути следования, использовались для работы с бойцами на привалах и остановках, разъяснялись агитаторами в группах и в индивидуальных беседах с красноармейцами. Все было подчинено одной задаче — создать высокий наступательный порыв, воспитывать жгучую ненависть к фашистским захватчикам.
Второй этап, от Осташкова, был еще труднее. Около четырех дней мы двигались пешком по заболоченной местности. Первый день прошел нормально. Но потом началась оттепель. Все промокли. Под ногами хлюпала вода. Снег растаял, а солдаты шли в валенках.
На второй день под вечер я догнал 5-й гвардейский полк. Вижу, идут М. Т. Полтавец — агитатор полка, комиссар батальона Н. Я. Саханков, еще два командира.
— Что это вы в хвосте?
Михаил Трофимович Полтавец, пожимая мне руку, ответил:
— Мы замыкаем полк, товарищ полковник. Ни одного отставшего пока нет, хотя люди спят на ходу. Час назад одного солдата подняли. Ткнулся в куст и заснул...
Меня особенно беспокоило, не обморозятся ли бойцы: оттепель обманчива.
Старый мой знакомый Борис Васильевич Шапошников, начальник медпункта, «успокоил»:
— Народ к морозу привычен. Я боюсь за другое — не начнется ли эпидемия дизентерии. Все пьют болотную воду...
Час от часу не легче!
Перебрались через реку Ловать у совхоза имени Крупской. На переправе Коломна прямо у первого дома я увидел подполковника Ивана Васильевича Изотова — заместителя командира по политчасти 3-й воздушно-десаптной дивизии.
— Заходи, останавливайся, места хватит.
— Не могу. Нам Барские Кулики отведены. Да и нет смысла рядом с переправой остановку делать. Можно под бомбежку попасть.