В зал вошла группа офицеров-кавалеристов. Молодой корнет размахивал руками.
- Остановить, значит, и всю жидовню. Ведь, черт дери, фронтовики гибнут!
- Санитар! - закричал мальчик-вольноопределяющийся, хватая корнета за сапоги.- Санитар!..
- Пусти, черт!..
И, оттолкнув вольноопределяющегося, корнет побежал за товарищами.
Шпоры его звенели.
...Когда я наконец приподнялся, надо мной пригнулся потолок. Круглой волной качнулся пол под ногами...
Потом идти стало легче.
- Куда ты?
- Не знаю, брат...
- Идем, что ль, вместе!
И костистый солдат в рваных лохмотьях пошел рядом со мной.
На скулах у него гноилась экзема. За ухом, слепив волосы, приподымался полузасохший, рыжий, цвета ржавчины, струп.
- Подсобить?
- Спасибо...
Мы спускались по ступенькам.
На площади перед вокзалом, рядком составив чемоданы, стояли беженцы.
- Из заблаговременных!..- глухо сказал солдат в лохмотьях; потом, уже громче: - Сволочи!..
- Нет, господа, уж лучше здесь...- говорил бритый беженец, поглаживая клетчатый английский плед, который он держал через руку.
- Зараза там!.. Не-вы-но-си-мо!.. Его соседи закуривали.
- А когда поезд, Антон Мироныч? В восемь сорок?
- Опоздает, по обыкновению... Иван Петрович, да присядьте!.. Ведь ждать, голубчик, придется!
Иван Петрович, разложив на чемодане плед, осторожно присел, кутая широким шарфом гладко выбритый подбородок. На носу его блестело пенсне.
- Подожди,- сказал я солдату в лохмотьях и подошел к беженцам.
- Господа!
Беженец в пенсне, Иван Петрович, быстро приподнялся, на шаг отошел от меня и косо взглянул из-под стекол.
- Господа, есть там лазарет?
Я кивнул головою по направлению к хутору.
- В Романовском?.. А как же! Есть, станичники, конечно есть! Идите, голубчики, примут!.. Прямо идите!..
- Спасибо.
- Идем, значит? - угрюмо и коротко спросил меня солдат в лохмотьях.
- Дойти бы!..
Плечи мои дрожали. Ворот рубахи я придерживал рукой. Дуло...
- Безобразие!..
- И что это все наши Совещания думают!..- вновь заговорили за нашей спиной беженцы.
- Совсем ведь раздет, а холод какой!..
- Да, холод! - Солдат в лохмотьях вдруг круто обернулся.- Да, холод... Так, может, плед, господа, дадите?
- Идем! - Я рванул его за руку.- Да идем же!..
- Или шарф, хотя бы?.. Защитникам, так сказать. А?..
- Все прямо, голубчики, идите!.. Вас немедленно же примут... Все прямо, значит... Большой флаг Красного Креста - это и есть...
- Отстань! - солдат в лохмотьях отстранил мою руку. - Это и есть?.. Так получи...- Он стал дышать часто и отрывисто. Подошел к беженцам. Остановился.- От офицера получи... трижды за вас... сволота... раненного!
И, харкнув, плюнул в лицо Ивану Петровичу.
...К вокзалу подъезжали все новые и новые сани. Все новые чемоданы выстраивались на площади.
- ...вашу мать! Перевозчики костей нестреляных!..- еще раз обернувшись, крикнул на всю площадь офицер в лохмотьях.
- ...Поручик, я не могу больше!
- Но, поручик, ведь нельзя же... Идем!.. Еще два шага... Мы медленно шли по пустым улицам, тщетно ища лазарета.
- Будь он проклят... весь этот хутор... с пристройками! - уже устало, точно нехотя, ругался поручик в лохмотьях, тоже, как и я, едва передвигая ногами.
Пройдя еще два квартала, я остановился.
- Идите один... Я лягу...
Поручик в лохмотьях что-то ответил - глухо и невнятно. Потом замолчал...
- Эй!..- вдруг закричал он надо мною.- Эй, подвези! В лазарет нам...
По улице на широких санях, крытых буркой, проезжал молодой кубанец с серебряным кинжалом за поясом. Обгоняя нас, он обернулся. Свистнул.
- Наших вот Макаренко верните, апосля, единники, говорить будем!
И, причмокнув губами, он стегнул лошадь и скрылся за углом соседнего проулочка.
Братья Макаренко были вожаки левого крыла Кубанской Рады, высланные генералом Деникиным в Константинополь.
- Вставайте!.. Да встаньте же!.. Поручик в лохмотьях тянул меня за рукав.
- Говорю, встаньте!.. Поедем сейчас!.. Около панели стояли низкие, извозчичьи сани. Прищурив слезящиеся от солнца глаза, старик извозчик кивал головой.
- Привстань, сынок! Довезу уж!..
Поручик в лохмотьях взял меня за пояс. Приподнял. Какая-то девочка подбежала к нам и остановилась. Потом подскочил мальчишка.
- Цыц вы!..- крикнул извозчик.- Спиктакль вам, что ли?..
- Помирает, дяденька?.. Дяденька, помирает?..- услышал я звонкий голос девочки.
- Цыц, байстрюкы!
...Отвернувшись в другую сторону, мимо нас прошел какой-то полковник...
Женщина-врач, дежурная сестра и санитары забегали по коридорам.
- Некуда их?.. Сестра Вера, в пятой донец, этот,- как его...- не помер?..
- Сестра Вера!
- Дезинфектор!..
Нас раздевали в клетушке около дезинфекционной.
- Осторожней! Осторожней!..- просил, подняв к голове руки, поручик в лохмотьях, когда санитар взялся за его папаху.
- О-сто-ро-жней!
За папахой поручика, подымая волосы вверх, тянулась какая-то грязная, кровавая тряпка.
- Черт возьми! - сказал санитар.- И ходите?..
Потом нас понесли. Поручика в палату для раненых. Меня - к тифозным.
В этом лазарете, номера его я не помню, я перенес два последних приступа возвратного тифа, там же заразился сыпняком и переборол его.
ЕКАТЕРИНОДАР
- Заберите немедленно костыли! С плацкартой, что ли?..
- Не тронь строевых!
В углу вагона поднялся бледный вольноопределяющийся-марковец.
- Думаешь,- строевой, его и под жабры можно? Не тронь! - И, повысив голос до крика: "Не тронь!" - он подскочил и, вырвав из рук моих костыль, замахнулся на полковника.
- А ну, штаб, подходи!.. Я тебя... по-марковски!.. Полковник опешил. В вагоне загудели солдаты:
- Непорядок это, господин полковник!..
- Потесниться, аль здоровых согнать...
- Довольно надругались!.. Хватит!..
- Я доложу!.. Я это так не оставлю!..- грозил мне полковник.Большевизация!..
Не отвечая, я сидел неподвижно.
* * *
- Фронт его не гноил! Смотри,- песок сыпется, а галифе с кантиками!.. Туда же!..
Сидящий напротив меня поручик оправил на груди солдатский "Георгий".
- Поручик, вам в Екатеринодар?.. Тоже?.. Я молчал.
- Вы, может быть, ноги продвинете?.. Поручик!.. Я отвернулся, ближе к себе подбирая костыли.