- Пётр, скажи ей, что бояться некого, просто власть поменялась. Никого обижать мы не будем. Пускай зовёт старосту деревни, чтобы он принёс присягу новому князю - Шилгенею Амурскому, а заодно и князю Ангарскому.
- Петя, как её зовут, спроси.
- Говорит, что Эрдени.
- Ну иди теперь, Эрдени, за своими людьми. Пускай все возвращаются в деревню.
- Олег, - подозвал сержанта, - скажи людям - пускай располагаются пока в княжеском доме. Всем места не хватит, отдыхать по очереди. К даурцам в дома не лезть! Организуй дозоры.
- Они возвращаются, товарищ майор! - Матвей указал плёткой на опушку леса, где собирались бежавшие было дауры.
- Шилгиней! Тебе стоит успокоить их самому, - предложил Сазонов юноше.
Тот, кивнув, поскакал к опасающимся возвращаться в посёлок даурам.
Вскоре те стали с некоторой опаской возвращаться в свои дома. Мужчин почему-то было меньше обычного.
- Албаза увёл воинов с собой. Он ещё вернётся. Сейчас он к Бомбогору ушёл, помощи просить, вернётся со многими солонскими воинами, - пояснила Эрдени.
- Мы уже на слуху у этого Бомбогора должны быть, - усмехнулся Бекетов.
Вечером, Бекетов и Сазонов, сидя на циновках у очага обсуждали с Шилгинеем и Петром дальнейшие действия экспедиции и варианты развития ситуации всвязи с их захватом посёлков, принадлежащих даннику солонского князя. Князь этот, как выяснялось был один из сильнейших в регионе и даже пару раз поколачивал разведывательные отряды маньчжур, проникавших в Приамурье.
- Думаю, стоит отправлять обратно в Порхов несколько человек с новостями, - решил Сазонов и Бекетов с ним согласился:
- Нужны ещё припасы для ружей, а то воинов у ентих князей много.
- Товарищ майор! - воскликнул стоявший у входа в княжеский дом часовой тунгус, просунув голову за дверную занавесь. - Эта баба в дом рвётся!
- Ну пусти её, - несколько удивился Алексей.
Вошла Эрдени, бросив горящий взгляд на Сазонова и прошла на левую половину дома. Она что-то говорила и Пётр тихонько начал переводить:
- Она жила тут, ищет вещи свои и хочет уйти потом. Наверное была одной из жён князя.
- Скажи ей, что она может жить тут и дальше. Не надо никуда уходить, - быстро ответил Алексей.
Тунгус перевёл ей слова майора, и она, негромко ответив ему, бесцеремонно присела к горевшему очагу, выставив худенькие руки к огню.
Алексей с интересом поглядывал на девушку:
'А ведь она и правда очень красива!'
Эрдени грелась у костра, уставившись на пляшущий огонь миндалинами - глазами, в которых причудливо отражались язычки пламени. Она не переставала что-то повторять себе под нос, выгибая тонкие брови, было видно, что она расстроена.
- Пётр, её что, обидел кто?
Они негромко поговорили, причём кончилось всё тем, что девушка, скривив в гримасе ротик, выкрикнула какое-то ругательство, ушла в свой угол помещения, где в очаге тлели угли. Подложив немного дров в обложенное крупными камнями кострище, она зарылась в ворох одеял и вскоре затихла, уснув. Повисшую неловкую паузу, когда мужчины, стараясь не смотреть друг на друга, разом уставились в костёр, нарушил Сазонов:
- Петь, чего она бесится-то? Сказала хоть что-то?
- Она была младшей женой Албазы, Эрдени прислал ему в подарок дядя, взяв девушку у одного из подвластных ему князьков. Так вот, когда Албаза убегал, то её он с собой не взял. Двух других жён взял - а её нет. Значит она ему не нужна, значит она плохая жена и её теперь ни один хороший воин себе не возьмёт.
- Эка! Как всё сурьёзно, гляди-ко, - крякнул Бекетов. - Ладная девчонка, может кто из наших ребят её возьмёт?
Сазонов с удивлением отметил, что ему совсем не хочется, чтобы её кто-то взял себе. До сих пор, по прошествии почти девяти лет со дня попадания в этот мир, постоянной подруги Алексей себе не нашёл. Не говоря уж о жене. Хотя свой мужской голод он утолял регулярно и разными женщинами, остановиться, сделать выбор, он не мог. А ведь почти все его товарищи сделали это и уже давно, у всех были дети, хоть по одному, но были. Сазонову же и Соколов и Петренко, даже Радек, у которого жена была второй раз на сносях, постоянно талдычили ему о необходимости жениться.
- Тебе уже сорок два, Алексей, женись. Потомство надо оставить! - пенял ему, бывало, Соколов.
Алексей Вячеслава понимал, но нежелание иметь детей он самому себе объяснял тем, что не может забыть свою жены Наталью и годовалых близнецов, оставленных в такой далёкой теперь России. Со временем боль и чувство утраты родных людей притупилось, оставив на душе зарубцевавшеюся рану, ноющую в памятные дни Наташи и детей.