из них репрессировано:
— пять маршалов Советского Союза — трое (Тухачевский, Егоров, Блюхер);
— два комиссара армии первого ранга — оба;
— два флагмана флота 1 ранга — оба;
— два флагмана флота 2 ранга — оба;
— шесть флагманов первого ранга
— все шестеро;
— пятнадцать флагманов 2 ранга — девять — четыре командарма 1 ранга (что соответствует современному званию генерала армии) -два;
— двенадцать командармов 2 ранга — двенадцать;
— пятнадцать комиссаров 2 ранга — пятнадцать;
— 67 командиров корпусов — шестьдесят;
— 28 корпусных комиссаров — двадцать пять;
— 199 командиров дивизий–136;
— 97 дивизионных комиссаров–79;
— 397 командиров бригад–221;
— 36 бригадных комиссаров–3435 войны. В письме всемирно известного публициста Эрнста Генри к И. Г. Эренбургу есть характерные строки:
«Никакое поражение никогда не ведет к таким чудовищным потерям командного состава. Только полная капитуляция страны после проигранной войны может иметь следствием такой разгром. Как раз накануне решающей схватки с вермахтом, накануне величайшей из войн Красная Армия была обезглавлена. Это сделал Сталин»36.
Та же точка зрения отражена, в частности, и в посвященной советско–немецким отношениям 1933—1941 годов книге авторитетного западного исследователя Филиппа Фабри:
«Ни в одной войне, даже Второй Мировой, ни одна страна не потеряла такое количество высшего и среднего командного состава.
Даже капитулировавшие страны — Германия и Япония — потеряли значительно меньше. Даже если бы произошел полный военный обвал, он не смог бы привести к таким потерям»37.
Потому, если, по мнению А. Кларка, перед чисткой Красная армия представляла собой мощный, ориентированный на новые цели, прекрасно оснащенный организм, то после репрессий «нововведения пошли черепашьим темпом; техника исчезла…
те выработанные рефлексы, которые могут оживлять массу и делать ее грозной силой, были уничтожены»38.
Страна осталась с обезглавленной и деморализованной армией. Перспективные военно–научные исследования были фактически остановлены. В частности, был практически «прикрыт» Реактивный Научно–исследовательский институт, основанный по приказу Тухачевского в 1933 году.
Репрессиям подверглись А. Н. Туполев и С. П. Королев и еще сотни изобретателей и инженеров–конструкторов.
Потому знаменитые «катюши» появились на фронте только в 1943 году, потому основной авиационной единицей к началу войны был фанерный У–2. Характерный пример:
до 1937 года испытания новейших технических средств противовоздушной обороны (ПВО) проходили под Москвой, где по предложению Тухачевского была создана специальная зона ПВО. Она была ликвидирована после его ареста. К идеям Тухачевского вернулись только 9 июля 1941 года, когда государственный комитет обороны принял решение «О противовоздушной обороне Москвы», а 9 ноября — «Об усилении и укреплении противовоздушной обороны Советского Союза». Большое внимание Тухачевский уделял развитию бронетанковых и механизированных войск. В начале марта 1932 года под его руководством состоялось заседание комиссии по реализации большой танковой программы. Было решено внести изменения в существующую организацию механизированных бригад и корпусов. В частности, в корпусе предполагалось иметь две–три механизированные бригады, один–два пулеметнострелковых батальона на транспортерах. К сожалению, это предложение в дальнейшем было забыто. В июне 1940 года началось формирование механизированных корпусов, включавших две танковые и одну моторизованную дивизию, мотоциклетный полк и 1031 танк. Эти громоздкие соединения оказались категорически неприменимыми в «живых», не учебных боях. А идея «старых военспецов», поддержанная Тухачевским и Якиром, о формировании механизированной (танковой) армии в приграничных округах была намертво забыта. Только в 1942 году Ставка осознала необходимость создания подобных армий. О состоянии вооружения ярче всяких официальных сводок говорит плакат осени 1941–го: «Товарищ! Вступай в ряды народного ополчения. Винтовку добудешь в бою». На 30 ополченцев в июне 1941 г. приходилась одна винтовка…
А тогда Сталин сделал ставку на дипломатию, решив, что ему удастся «перехитрить» Гитлера. На кону в 1939 году стояла судьба Европы. СССР и Германия предпочли забыть идеологические разногласия. Так родился пакт Молотова—Риббентропа.
После переговоров на уровне послов и министров Гитлер и Сталин обменялись телеграммами.
Телеграмма Гитлера от 20 августа 1939 года:
«Господину Сталину, Москва.
1. Я искренне приветствую подписание нового германо–советского торгового соглашения как первую ступень в перестройке германосоветских отношений.
2. Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня определение долгосрочной политики Германии. Поэтому Германия возобновляет политическую линию, которая была выгодна обоим государствам в течение прошлых столетий. В этой ситуации имперское правительство решило действовать в полном соответствии с такими далеко идущими изменениями.
3. Я принимаю проект пакта о ненападении, который передал мне ваш министр иностранных дел, господин Молотов, и считаю крайне необходимым как можно более скорое выяснение связанных с этим вопросов.
4. Я убежден, что дополнительный протокол, желаемый советским правительством, может быть выработан в возможно короткое время, если ответственный государственный деятель Германии сможет лично прибыть в Москву для переговоров. В противном случае имперское правительство не представляет, как дополнительный протокол может быть выработан и согласован в короткое время.
5. Напряженность между Германией и Польшей стала невыносимой.
Поведение Польши по отношению к великим державам таково, что кризис может разразиться в любой день. Перед лицом такой вероятности Германия в любом случае намерена защищать интересы государства всеми имеющимися в ее распоряжении средствами.
6. По моему мнению, желательно, ввиду намерений обеих сторон, не теряя времени вступить в новую фазу отношений друг с другом. Поэтому я еще раз предлагаю принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее в среду, 23 августа. Имперский министр иностранных дел имеет полные полномочия на составление и подписание как пакта о ненападении, так и протокола. Принимая во внимание международную ситуацию, имперский министр иностранных дел не сможет остаться в Москве более чем на один–два дня. Я буду рад получить ваш скорый ответ.
Адольф Гитлер»39.
21 августа 1939 года Сталин ответил Гитлеру:
«Канцлеру Германского государства господину А. Гитлеру.
Я благодарю вас за письмо.
Я надеюсь, что германо–советский пакт о ненападении станет решающим поворотным пунктом в улучшении политических отношений между нашими странами.
Народам наших стран нужны мирные отношения друг с другом.
Согласие германского правительства на заключение пакта о ненападении создает фундамент для ликвидации политической напряженности и для установления мира и сотрудничества между нашими странами.
Советское правительство уполномочило меня информировать вас, что оно согласно на прибытие в Москву господина Риббентропа 23 августа.
И. Сталин»40.
23 августа 1939 года Риббентроп был уже в Москве.
В тот же день состоялась его первая трехчасовая беседа со Сталиным и Молотовым в присутствии германского посла фон Шуленбурга. Ее результатом стала ратификация на внеочередной сессии Верховного Совета СССР (31 августа) советско–германского договора о ненападении.
Выступая на сессии, Молотов заявил:
«…Всем известно, что на протяжении последних шести лет, с приходом национал–социалистов к власти, политические отношения
между Германией и СССР были натянутыми. Известно также, что, несмотря на различие мировоззрений и политических систем.
Советское правительство стремилось поддерживать нормальные деловые и политические отношения с Германией. Сейчас нет нужды возвращаться к отдельным моментам этих отношений за последние годы, да они вам, товарищи депутаты, и без того хорошо известны.