Вскакиваю и бегу куда-то. Навстречу бегут ямадаевцы. Разворачиваюсь и бегу с ними. Кто-то залегает и занимает оборону. С автоматом. Бегу обратно. Броуновское движение нарастает. Оружия нет.
Первый танк, ревя всеми своими движками и гусеницами, поворачивается в нашу сторону.
Хватаю две «Мухи». Тут же бросаю. Нельзя мне, нельзя, я ж, блин, дитя света теперь, я не могу больше брать в руки оружие! Где Юра? Он может!
Второй и, кажется, третий танки ломят через сады прямо на штаб Ямадаева. Там все тихо. Залегли.
Между каналом и дорогой метров двадцать земли. Даже стрелять не надо. Подавят все гусеницами к чертям собачьим. За дорогу нельзя, там уже наверняка резервисты со своими гранатометами.
Залегаю в какой-то ямке. Рядом Артур с пулеметом. Лицо растерянное, но не в ужасе. Становится чуть полегче — все-таки пулемет, все-таки хоть что-то… хоть что-то…
Второй танк вылезает из садов, вползает на бровку и останавливается.
Никто не стреляет.
На перекрестке раздаются маты. Откидывается люк, кто-то спрыгивает на землю. К нему идет человек с фонариком. Русская речь.
— Танкисты?
— Да, да…
Обнимаются.
Свои.
Эти пять танков оказались из той, первой части колонны, которую вчера отрезали в селе. Это они обозначали себя из пулеметов, а наши светили им ракетами и выводили по рации. Первый вывел сержант Савранский. Остальные майор Виктор Баранов.
Село пустое, грузинская армия ушла, если кто и остался, то только резервисты в казармах, но и они не подают признаков жизни. Десантников тоже нет. Но где-то в селе еще гуляют пять наших БМП.
Баранов потом рассказывал:
— Крутились по полям. Наконец нашли колонну. Пристроились в хвост. Едем. Колонна вдруг останавливается, с головного танка спрыгивает командир и идет ко мне. Смотрю, а он в натовской форме. Даю команду навести на головной, сам вскидываю автомат и беру его на прицел. Он все понял. Стал на колени, автомат положил и крестится. Один танк я успеваю сжечь, а дальше — Герой Советского Союза посмертно. «Значит так, — говорю, — ты направо, я налево, и мы друг друга не видели».
С рассветом выходят и бэхи. Переправляются через канал по броду.
Утром, как только взошло солнце, приехала разведка 71-го полка и сразу ушла в село. Пока они там, завтракаем. Последний раз я ел… У миротворцев и ел. Позавчера вечером — тарелку гречки и яйцо.
Впрочем, есть почти не хочется. А вот пить… Жара началась сразу с восходом, и каждую минуту температура только поднимается. В России воды больше, чем суши, а наполнить пару водовозок почему-то нельзя.
Смотрю, что наснимали на мой фотоаппарат. Отдавал его вчера кому-то и краем уха слышал: «Подними голову! Голову подними!». Да и сам потом пару раз щелкнул. Не знал, как чеченцы отнесутся к моему поступку, поэтому, когда Сулим сказал, что резать никого не будет, пошел к пленным, присел на корточки, громко вякнул: «Голову подними!» — и стал снимать, а сам шепотом: «Меня слушай. Убивать вас не будут. Не бойтесь».
Ну, так и есть. Пленные крупным планом: связанные с задранными в объектив лицами. В глазах полная обреченность. Ясно, что перед расстрелом.
С такими карточками только в плен попадать. Какой я к черту журналист. Иду на броне, одет в форму одной из сторон, штаны в крови, в фотоаппарате расстрелянные. Какая уж тут беспристрастность.
Срочно все удаляю. Хотя и жалко, конечно.
Рядом Хитрый. Чистит автомат.
— Только бы без танков сегодня. Не люблю я танки. Тошнит меня от них.
Смотрю на него.
— Есть что-нибудь белое? — спрашиваю.
Он протягивает тряпочку, которой чистит автомат.
Повязываю.
Вода, вода, вода… Жара не такая угнетающая, как в Чечне, но градусов под тридцать пять все же. В канале мутная грязная жидкость. Вверх по течению коровник. В воде валяется труп теленка. А, по фигу уже. Пьем из канала, заполняем бачки и баклажки. Надо было все же взять у медиков обеззараживающие таблетки… в селе наверняка есть колодец… скорей бы уже…
Повторного штурма не было. Колонна развернулась и пошла обратно на Цхинвал. Домой! Настроение у всех радостное. Пехота лыбится. На бэхах трофеи — нацепленные на фары-искатели натовские пластиковые каски.
Оказалось, опять поворот проскочили. Километра через два вновь развернулись и попылили прямиком на Гори. Черт…
Идем опять по-походному. Без разведки. Без авиации. Без нихрена.
Ямадаев вперед колонны не лезет. Предоставляет федералам самим своими солдатами вскрывать огневые точки. А федералам тоже по фиг. Мяса у нас вагон, бабы еще нарожают.
Авиация все же появилась и стала обрабатывать Земо-Никози за спинами. В районе коровника опять что-то задымило. Артиллерия через головы бьет по высоте километрах в двадцати. Это Гори. Мы, оказывается, уже в Грузии. Беру у Руслана СВД. В оптику видно вышку сотовой связи и капониры под ней. Вот откуда саушки вчера лупили. Теперь жирный дым поднимается уже там. Попали…
По дороге останавливаемся у каждой лужи. Пехота, как муравьи, сыплется с брони и припадает к водопою. В лужах вода такая же — смесь глины и земли.
Пара хуторов, задворки какого-то поселка, тракторная станция. Все брошено. В садах ветви ломятся от спелых слив. Под траками лопаются помидоры. Яблоки почти созрели. Виноград ровными рядами уходит к горизонту. Все ухожено, все выращено с любовью. И никого.
Марш на Гори прошел без единого выстрела. Хотя первая часть колонны прошла сюда с боем, выбив на подступах батальон грузин. Те пытались обойти с тыла на нескольких джипах, но были расстреляны выдвинувшимися им на перехват БМП и подтянувшимися «Крокодилами». Сожженные грузовики чадят на дороге. Кругом трупы. Один совсем молодой, лет двадцать-двадцать два. Руки подтянуты к груди. Детская поза какая-то. В натовской форме он напоминает игрушечного солдатика. Я дарил своему племяннику такого. Другой в канаве, лицом вниз. Третий — из обугленного тела торчат раздробленные ноги. Снаряд разорвался прямо под ним. Развороченное мясо в луже сгоревшего бензина.
Кому все это надо? Зачем?
Два джипа еще на ходу. Ямадаевцы забирают их себе.
В сам Гори армия не заходит. Становится километрах в двух-трех, в садах около какого-то селения. У крыльца пожилая женщина. На нее не обращают внимания. Дома никто не грабит, людей не терроризирует.
Около станции склад брошенной техники и амуниции. Еще два грузовика в копилку трофеев. На земле гора шмотья. Беру себе рюкзак, коврик и две теплые куртки. Когда все это закончится, неизвестно, а спать в чем-то надо.
В этих же садах вчера накрыли большую колонну с резервистами. Говорят, машин пятьдесят. Сколько людей — не знаю.
Фотографировать уже не иду. Хватит с меня горелых людей. Перебор за три дня.
Армия ждет дальнейшего приказа. Подхожу к Ямадаеву:
— Сулим, небольшое интервью, если можно.
— Давай.
— Как вы считаете, Россия правильно ввела войска или нет?
— Россия правильно ввела войска, короче. Более того, не надо было ждать сутки, когда начали город бомбить. Пока перебьют гражданских. Пока перебьют миротворцев. Но командование поступило правильно, короче. Вы сами видите, со вчерашнего дня находимся в Грузии. Цхинвал не бомбят больше. Сейчас мы получили приказ остановить огонь, ждем дальнейших указаний, короче.