Немного красуясь, я заставил Юлу пройтись по спущенным сходням и поднялся на борт, не покидая седла. Наступила абсолютная тишина, в которой лишь раздавался грохот копыт. Снизу, с деревянной палубы, на меня смотрела сотня побледневших лиц. Следом на борт забрались гусары, Некрасов и Шувалов. Оба выглядели настолько колоритно и грозно, что с них хоть картины пиши. Граф небрежно держал на плече карабин, ему бы стетсон, клетчатую рубаху и ковбойские сапожки, и можно отправлять покорять Дикий Запад. Я нисколько не сомневался, что мы бы и там шороху навели.
Раненый капитан ворочался и стонал, вокруг него расплылась лужа крови, но он был жив. Шувалов попал, куда целился — в плечо, и жизни турка как будто ничего не угрожало.
Помощник снял феску и низко поклонился. Его примеру последовали матросы и часть гражданских.
— Помилуй нас, эфенди! Шайтан попутал, не ведали, что творим, — турок упал на колени. — Только жизнь сохрани!
— Что, теперь иначе заговорил? Одумался, шёлковым стал? Похвально, очень похвально. Ладно, живи пока. Спустить турецкий флаг! Пароход отогнать в безопасное место! Экипаж — под арест! — отрывисто приказал я. — Гражданские могут быть свободными, русская армия с мирными жителями не воюет. Женщин прошу к нашему скромному столу, немного коньяка вам явно не помешает.
Глава 4
«Делом» в русской армии называют любое действие на войне, которое по своему статусу не является сражением или битвой. Данным словом могли назвать разведывательный разъезд с захватом языка, перестрелку у безымянного родника или взятие деревни. Раздался хоть один выстрел — подобное уже можно смело именовать «делом».
«Делу у Журжево», как окрестили захват гусарами Смерти турецкого парохода, особого значения не придали. Прибывший на берег Дуная через полутора суток Скобелев 1-й лишь похвалил, да пожал руку, благодаря за судно, которое еще обязательно понадобится нам для переправы. Правда, несколько румынских репортеров успели написать о жестокости Бессмертных гусар, которые едва не изнасиловали, именно такую формулировку они использовали, экипаж гражданского парохода «Хилал».
Особого значения бумагомарателям мы не придавали, тем более, под давлением армейского командования почти сразу вышли статьи- опровержения о том, что никто, кроме капитана не пострадал.
И все же генерал-майор Кропоткин, как и еще пара человек, не преминули высказать критику за лишнюю жестокость по отношению к штатским. Князь вообще приказал «впредь подобных мер избегать», ссылаясь на жалобы в прессе, которые выдвинули гражданские лица с захваченного нами парохода. Дескать, с ними обошлись грубо и вообще, едва не убили.
Я отдал честь и пообещал князю, что так и сделаю, после чего со спокойной совестью выкинул эту миролюбивую чушь из головы. Ясно, что Кропоткин ревнует к чужим успехам и втайне завидует, что сам так действовать не может, ибо хоть и весит семь пудов, а кишка тонка. А прочие недоброжелатели пусть идут лесом.
Семеро суток Александрийские гусары стояли в окрестностях Журжево, наблюдая, как на берег Дуная прибывают пешие и кавалерийские полки. Время не прошло впустую, я встретился с агентом Аскетом, принял от него свежие донесения, после чего обеспечил деньгами, одеждой и в одну из ночей переправил на другой берег великой реки. Операцией лично руководил Рут, он сам сплавал с гребцами на ту сторону и благополучно вернувшись, сообщил, что все прошло хорошо.
Рут завербовал человека, я не стал ему уступать и так же нашел перспективного венгра, дав ему псевдоним Кумыс. Аскет отправился к Рущуку, человек Рута к Бяле, а Кумыс получил задание узнать все, что можно про Николаев, тамошние укрепления и гарнизон. И хотя в данных населенных пунктах давно работала агентура Паренсова, лишние люди нам не помешают.
Стоило отметить, что русская разведка подготовилась к войне серьезно. Офицеры закинули на вражескую территорию десятки агентов. Я вновь получил обязанности резидента, координируя связь и направляя общие усилия на интересующих главный штаб объекты. Через мои руки шли различные донесения, которые позволяли понять, какие турецкие таборы и в каком количестве противостоят нам на данном отрезке реки.
На седьмые сутки пришел приказ менять позицию, нас переводили вверх по течению, к деревне под названием Зимнево. Там уже находилась практически весь авангард Скобелева 1-го. Особенно меня обрадовало, что полковника Паренсова отозвали к Главнокомандующему, а новым начальником штаба у Дмитрия Ивановича стал его сын. Там же, в самом приличном здании Зимнево, ставшем временным штабом, я его и встретил.