до рабочего возраста в конце 1920-х, они отказались от целей и задач старшего поколения, и это обернулось экономическим кризисом. Конечно, он не сравним с нынешним кризисом, который разворачивается на наших глазах при помощи телевидения. Кризис радио, Великая депрессия 1929-1939 годов, стала результатом смены приоритетов населения западного мира — от визуально постигаемых объектов до поля поляризованных энергий целиком (это поле автоматически порождается радио и слуховым пространством).
США, безусловно, — самая визуально организованная страна в мире. Это единственная страна, которая была основана на фундаменте фонетической грамотности для всех. Все ее политические и деловые институты зиждутся на этой грамотности. Все ее методы производства и потребления выражают эту грамотность — ярлыки и классификации для всего и всех.
Радио оказалось кошмаром для нацеленной на успех Америки. Оно внушало множественные цели и множество новых образов, лишая страну предрасположенности к визуальному, беспрецедентной в мировой политической истории. Война 1939 года ознаменовала возвращение к части былых моделей и визуальному образу, было потесненному радио. Накануне войны Рузвельт раскрыл смысл радио: этакая современная болтовня у камина, незримый артиллерийский залп, новый вид политического насилия во имя возвращения идентичности. Война 1939-1945 годов вытащила нас из депрессии, порожденной новым глобальным полем радиосенсорики, однако она также создала много новых союзов между прежними механическими отраслями и новыми электрическими технологиями, столь же разрушительными по отношению к американской идентичности, как и радио. Самолет — один пример такого союза, и его воздействие на путешествия по железной дороге олицетворяет психические перемены, которые несут с собой подобные инновации.
Мы сейчас очутились в разгаре нашей первой телевизионной войны. Телевидение начало проникать в частные дома после 1946 года. Как обычно, ФБР и ЦРУ смотрели в зеркало заднего вида и искали вражеских агентов, которые угрожают идентичности страны. Телевизионное окружение они попросту прошляпили. А оно, заодно с компьютером, изменило каждую сторону американского мировосприятия. Телевизионная война положила конец дихотомии гражданских и военных. Теперь население участвует в каждой фазе войны, а основные боевые действия ныне ведутся в самой Америке.
То, что война происходит не только во Вьетнаме, но и в американских домах, легко проиллюстрировать любимой музыкой, картинами и литературой подростков, для подавляющего большинства из них эта война и все войны должны
быть преданы анафеме. Упомянуть «Битлз» значит вызвать образ немелодичного, восточного и ориентированного на окружающую среду резонанса. Творения Джона Кейджа — памятник этой революции, в которой музыка покидает рассказ или сюжет (melos hodos — мелодия, музыкальная дорога). В примитивной или восточной музыке нет мелодии, потому что «дорога песни» есть континуум, известный только образованным людям. Сама песня — замедление речи, и потому песни разных культур уникально отражают их язык. Это равно верно для танца, поскольку каждая культура, нынешняя или прежняя, обладает уникальным коэффициентом сенсорной жизни, который можно обнаружить в речи, танцах и песнях. Любая технологическая инновация в любой культуре мгновенно меняет эти сенсорные коэффициенты, что в одночасье делает все старые песни устарелыми для молодежи. Во всех случаях сенсорное изменение использует рычаг технологических инноваций, поскольку новая технология неизбежно создает новую окружающую среду, которая безостановочно воздействует на чувственное восприятие. Ошибка в понимании этого этиологического и экологического факта лишает ценности труды Маркса
и Шпенглера. Эти гиганты мысли потратили жизнь на построение описательной истории перемен, для которых они не смогли установить никаких причин.
И все же без причины противодействие невозможно, так что писатель вряд ли может оседлать перемены, как серфер оседлывает волну. Пусть он держится грациозно и профессионально, волна ему не подчиняется. Когда известна причина, по крайней мере, уже не важно, устранять ее или противостоять ей. Например, болезнь голландских вязов, которую завезли случайно в ходе исследовательского эксперимента, можно победить за 2500 долларов на дерево, но ведь требуется вылечить все деревья. Одно дерево само по себе спасти нельзя. Не схожа ли эта ситуация с состоянием человеческого общества? Эти самоампутации, которые мы называем новыми технологиями, формируют обширную новую среду, против которой отдельный организм практически бессилен.