В родовом, или устном, мире нет моды в смысле меняющихся дизайнов и тканей. Вся одежда и все технологии — часть ритуала, который отчаянно
стремятся сохранить неизменным и стабильным. Устное, или родовое, общество владеет средствами поддержания стабильности, далеко превосходящими визуализацию или возможности цивилизованного и фрагментированного мира. Устная речь и слух структурированы полным и синхронным полем отношений, называемым акустическим пространством. Довольно сильно отличается от них визуальный мир, где особые цели и взгляды естественны и неизбежны. Эшли Монтегю объясняет в «Революции человека»:
Факт в том, что человек, становясь цивилизованнее, делается все агрессивнее и злобнее. Насилие, которое приписывают его истиной природе, на самом деле приобретено в сравнительно недавний период культурной эволюции человека. В наше время большинство людей вырастают настолько приученными к жизни для себя, что нам трудно понять большую часть человеческой истории, когда рассказывается об обеспечении благополучия сородичей. Если мы неправильно истолковывали жизнь доисторического человека и его дочеловеческих предков благодаря искажающей перспективе наших современных предрассудков, у нас больше не остается причин продолжать в том же духе. Важнее всего для нас — не отрицать наши предрассудки и предубеждения, признать их и принять во внимание свидетельства, касающиеся природы наших древних предков в свете фактов.
Полезно узнать, что цивилизация — продукт фонетической грамотности, и когда она начинает растворяться в электронной революции, мы снова открываем для себя родовую и комплексную осведомленность, которая проявляется в полном сдвиге нашей чувственной жизни.
Цивилизация — мать войны
Если греки обрели в своем чувственном мире Евклидово пространство и визуальную специализацию, то римляне ушли еще дальше. В «Началах архитектуры» Зигфрид Гедеон объясняет, что римляне первыми стали огораживать территории и первыми создали живописное пространство в архитектуре. Речь о римских арках. Ни греки, ни другие, более ранние общества не строили арок. Это чисто технический момент, его пока можно обойти; скажем лишь, что с тех пор никто не задавался вопросами относительно
одержимости римлян визуальной организацией пространства. Между римской и греческой культурами огромная пропасть, возможно, это связано с освоением папируса римлянами — ведь папирус стимулировал визуальную культуру сильнее чего бы то ни было до изобретения книгопечатания Гутенбергом.
Столь же глубокая пропасть между римлянами и средневековыми культурами возникла в связи с исчезновением запасов папируса и последующим спадом в визуальном мире. Гигантская волна египетского национализма затопила индустрию папируса, был запрещен его экспорт в Римскую империю. Единственным, кто действительно обратил на это внимание, оказался Гарольд Иннис, канадский экономист и социолог, автор книги «Смещение связи». Греки не использовали папирус вовсе, поэтому они не строили дорог, на которые опирались культуры папируса и — позже — бумаги. Папирус, легкий и легко транспортируемый материал, был вдобавок достаточно дешевым, и его имелось в избытке для ежедневного использования. Естественно, больше всего он пригодился римской армии. Связанный с фонетическим алфавитом, папирус стал основой огромной сети прямых дорог, которая придала особый характер военной активности римлян. Папирус требовался для руководства армией из бюрократического центра. Ни у Александра Македонского, ни у других греческих полководцев такой потребности не возникало.
Римские дороги обеспечивали высокую скорость военных перемещений и позволили брать в поход большее количество необходимых запасов. Когда папирус утратил доступность (представьте себе последствия полного исчезновения сырой нефти в нашей системе дорог, перевозок и отоплении), римскими дорогами перестали пользоваться, и Римская империя пала. Немного ниже военная замена для дорог, посыльных, повозок и колесниц будет описана с помощью Линна Уайта. Имея прямые и ровные дороги, римляне не полагались на верховых, способных передвигаться по любой местности. Возможно, поэтому они больше рассчитывали на колесницы, нежели на конницу, и облачали воинов на колесницах в тяжелые доспехи. С исчезновением дорог и колесниц понадобилось изобрести радикально новую замену подручным средствам для этих воинов. Такой заменой стало стремя.