— Да, исчезли, — подтвердила Дейнен. — Средь бела дня две пенсионерки. Словно растворились… Прямо как у Тарковского в «Зеркале», помнишь?
Лубоцкий замер в негативной фазе движения, пытаясь вспомнить пенсионерок Тарковского. Дейнен снова чихнула.
— Как в июне сопли текут, аллергии мне не хватало, что за погода… Роман, что ли, написать…
Погода держалась удивительная, бабье лето заблудилось в старых московских переулках, похоже, надолго, вода в реке зацвела и стала изумрудной, впрочем, многие грешили на ирландцев.
— Я думаю, это все Шергин-старший. — Дейнен высморкалась в платок. — Его мутантство.
— Похищает пенсионерок?
— Ну зачем похищает? Просто денег им дал и вывез в Чертаново.
— В Чертанове — пришельцы, — сказал Лубоцкий. И подтянулся.
— А все думают, что пенсионерки исчезли, потому как там портал…
На портал Лубоцкий не нашел что сказать, вспомнил про отца и «Госуслуги», где тот нашел информацию по сносу, подтянулся молча.
— А чтобы недвижимость подешевела, Шергин распространяет слухи. — Дейнен почесала лоб карандашом. — Пенсионерки пропадают — это раз. Некоторые слышат вот такой зловещий звук… — Дейнен вытянула губы свистком и протяжно погудела.
На балкон ворвался словно бы высвистанный Лизой ветер, колыхнул органзу штор, взболтал магнезию и железо, Лиза чихнула в третий раз.
— …Это два. Некоторым звонят в дверь, человек открывает, а там пустота…
— Мне так звонили, — согласился Лубоцкий. — Я открыл — а там пустота.
— А на чердаках каменная плесень.
Лубоцкий едва не сорвался с турника фирмы «Хват и Ко», поставщика инвентаря для понимающих атлетов.
— Каменная плесень? — уточнил он.
— Ну да. Камнееда. Она ест кирпичи, превращая их в прах.
Дейнен достала телефон, быстро сверилась:
— Да, есть такая. Если в домах заводится такая плесень, то все — недвижимость катастрофически дешевеет. Скупай — не хочу.
— Пожалуй… — Лубоцкий повис на левой руке, отдыхая и размышляя о несомненных преимуществах «мексиканки», немного о разночинцах, о Шергине и о плесени.
— Шергин выводит пенсионерок через портал, — сказал Лубоцкий, перекинувшись на правую. — Через портал… В Чертаново. Так?
— Он — Чичиков!
Дейнен, сидящая на подлокотнике монументального вишневого кресла, сверзилась от восторга на пол. Не поднимаясь, принялась быстро писать в блокнот, энергично пиная пяткой чугунную двухпудовую гирю.
Из мебели в комнате имелось лишь кресло, старинное, красной кожи, и телевизор, тоже старинный, все остальное пространство занимала спортивная коллекция Лубоцкого: штанги, шведские стенки, булавы, цепи, колосники, кувалды и колесные пары вагонеток, стальные цирковые шары и разновесные купеческие гири, одну из которых энергичной пяткой пинала в тот погожий сентябрьский день Лиза Дейнен.
Иногда, видимо в шаг с мыслями, Лиза отрывалась от записей и смотрела в потолок с видом настолько изумленным, что Лубоцкий, продолжавший висеть на турнике, опасался, что она может укусить себя за руку.
Лубоцкий возобновил подтягивание и сделал четыре подъема.
— Чичиков не Шергин. — Дейнен оторвалась от раздумий. — Чичиков — сама Шерга!
— Почему? — спросил Лубоцкий.
— Это же ясно: она лечилась в Швейцарии, — ответила Лиза.
Лубоцкий хотел почесать голову, но были заняты руки.
— Да ладно, это же все знают. — Дейнен принялась обмахиваться Коньком-горбунком. — Сизый давно рассказывал, его папенька пробивал, а ты все мимо. Она в Швейцарию уехала в восемь лет, во второй класс ходила. И приехала — тоже во второй класс пошла, тоже в восемь лет. Где два года?!
Лубоцкий почувствовал усталость в предплечьях.
— Вот и рассуждай. Что она два года делала?
— Лечилась? — предположил Андрей.
— Да она здоровая, как зебра! Лечилась… Известно, где она лечилась! — Дейнен пощелкала зубами.
— И что? — не понял Лубоцкий.
— Как что? Я же говорю — это все она! Она своему папочке в уши поет: давай снесем Калачёвку, давай снесем, а я всех уговорю съехать в Бибирево!
Лубоцкий замер. Подтягиваться и думать одновременно было нелегко.
— Она вроде не уговаривала, — заметил Лубоцкий после паузы.
— Это тебе так кажется. Ах, я не при делах, ах, это мой папа, а сама… а сама… — Дейнен замолчала.
— А как же пенсионерки? — спросил осторожно Лубоцкий. — Как же плесень?
Дейнен замерла, задумавшись, а потом хлопнула себя блокнотом по лбу.
— Ее подменили!
Лубоцкий замер на перекладине, попытался подтянуться, не смог. Он шумно выдохнул и спрыгнул на пол.