– Ты девушка из моих снов, – сказал Федерико. – Прекрасная лесная дикарка.
Парланчина улыбнулась.
– Ты, как и я, умер непорочным. Я пыталась тебя удержать. А ты оттолкнул меня. Пойдем, я тебя провожу.
Федерико увидел, как она красива: нежная, прелестная кожа, наливающаяся грудь, длинные стройные ноги. Она протянула руку, помогая ему подняться, и он пошел с ней рядом. Федерико не видел, как ягуар разрывает на куски его тело, красивое и совершенное, как у Парланчины, не видел и не слышал, как Аурелио прикрикнул на кошку, и та ушмыгнула. Он видел только профиль Парланчины, что вела его за руку, искоса поглядывая и улыбаясь, будто знала какой-то озорной секрет.
Аурелио раскрыл могилу Парланчины. На подстилке из кустарника лежали ее чистые белые косточки. Среди них – такие же чистые кости ее любимца оцелота. Термиты хорошо потрудились. Аурелио уложил Федерико рядом с Парланчиной и в последний раз взглянул на стройное тело, на загоревшее под горным солнцем лицо. Подвинул тело ближе к другим останкам – пусть их косточки перемешаются.
Закрывая могилу, он припомнил, как впервые увидел Федерико, когда тот еще мальчишкой случайно убил невинного человека, вспомнил, как Парланчина ходила за ним по джунглям.
– Гвубба, – упрекнул он, – ты привела мальчика к смерти, потому что его любишь?
– Нет, папасито. Я старалась его уберечь. Есть вещи, которым нельзя помешать. Он сам пришел к смерти, потому что любит меня.
Аурелио взглянул в ее темные сияющие глаза, желая удостовериться, что она говорит правду. Парланчина улыбнулась в ответ грустно и счастливо.
– Так, стало быть, ты не вышла за бога?
– Не вышла, папасито.
26. Расцвет полковника Асадо
Когда на следующее утро полковник пришел на службу и открыл дверь камеры юриста-радикала, в нос ему ударило жуткое зловоние стоялой мочи. Юрист с запекшейся кровью на губах и подбородке воплощением униженности скорчился на краешке подстилки.
– Выходи! – приказал полковник. – И попомни на будущее, кого следует уважать.
– Уважать? – Юрист поднял голову. – Как можно уважать тех, кто исповедует насилие?
– До тебя я ни разу никого не ударил, ты первый, – ответил полковник. – Я поступил как мужчина, а не как солдат.
Юрист-радикал горько рассмеялся.
– Вы хотите получить сведения о людях, которые сражаются за лучшую жизнь. Вам нужно, чтобы все оставалось, как сейчас. Ради этого вы готовы зверски избить живого человека. Вы фашист!
Полковник ничего не ответил. Вышел из камеры и запер дверь. Через несколько минут вернулся с ведром и шваброй.
– Прежде чем уйдешь, прибери-ка здесь, – сказал он.
– Я отказываюсь, – ответил юрист. – Не моя вина, что меня заперли в помещении, где нет туалета.
Полковник сунул ему в руки швабру:
– Либо уберешь, либо отсюда не выйдешь.
Он запер дверь и отправился на первое собеседование.
Сегодня оказалось гораздо легче давить и пугать и без того перепуганных людей. Одну учительницу полковник наотмашь ударил по лицу, а к вечеру в камерах сидели уже трое отказавшихся говорить, включая юриста, который в своей камере убрал, но пригрозил судом за неправомерное лишение свободы. Полковник не знал, как с этим человеком поступить, – боялся, что тот действительно подаст в суд, и все закончится расстрелом.
По дороге домой он раздумывал: «Он – червяк, насекомое, тот самый осадок, где происходит брожение, что вызывает анархию и гибель отечества». Вспомнив слова генерала Рамиреса, что подрывные элементы необходимо удалять из кровеносной системы общества «навсегда», полковник подумал: «Ну да, этот ползучий гад – самый настоящий подрывной элемент, точно». Он решил выполнить свой патриотический долг, но из-за этого всю ночь не спал.
Утром, преодолевая отвращение и дрожь в руках, полковник застрелил юриста. Когда стемнело, он вытащил обмякшее тело и затолкал во вместительный багажник «форда». Выехав за город, бросил труп на городской свалке и сверху присыпал мусором. Ночью бездомные псы раскопали останки, и поутру мусорщики обнаружили полуобглоданный труп. Местная газета дала несколько строчек о происшествии, а личность покойника установить не удалось. Тело похоронили, на могиле поставили деревянный крестик с надписью «Неизвестный».
Полковнику полегчало; к тому же его осенила блестящая идея. Просмотрев дело покойного, он удостоверился, что тот проживал один. Полковник решил обыскать квартиру юриста – может, там обнаружатся сведения о подрывных элементах.
Взломав дверь «фомкой», когда поблизости никого не было, полковник без труда проник в квартиру. Внутри оказалась натуральная помойка. Пепельницы полны окурков, по полу разбросана грязная одежда, замызганная постель не прибрана. Полковник прошел к письменному столу и, осененный еще одной блестящей идеей, вставил в пишущую машинку лист бумаги и отстучал: «Больше нет сил терпеть. Ухожу».
Он порылся на столе и взял несколько бумаг, которые вроде представляли интерес. Потом осмотрел книжные полки: «Капитал», «Психопатология повседневной жизни» Фрейда, «Массовая психология фашизма» Райха[45] и все в таком роде. «Правильно я этого слизняка пристукнул», – решил полковник.
Он прошелся по квартире и в тумбочке у кровати обнаружил золотое кольцо с «тигриным глазом». Вынул. Подумал: «Наверное, недешевое» – и положил на место. Через минуту опять выдвинул ящик и взял кольцо.
– А почему бы и нет? – сказал он вслух. – Этому ублюдку оно уже не понадобится.
Положил в карман, но тотчас почувствовал себя очень виноватым. Достал кольцо, взглянул, намереваясь положить обратно в ящик, надел на мизинец, да там и оставил.
Уходя, полковник заметил, что сильно попортил дверь «фомкой», и решил: «Раз уж выглядит, будто грабители побывали, надо, чтобы вся квартира выглядела, будто они и впрямь побывали». Он вернулся в квартиру и прилежно раскидал по полу кое-какие шмотки; вышло неубедительно, и тогда, оставив попытки создать художественное впечатление от грабительского визита, он все перевернул вверх дном. Стало гораздо лучше.
В тот же день полковник пришел к выводу, что настало время пополнить ряды дознавателей: потребуется вечность, чтобы в одиночку разгрести дела. С разрешения генерала он взял трех приятелей из своего полка, и тех повысили в чине. Потом генерал вызвал полковника к себе.
– Полковник, – сказал он, – я прочел ваши доклады, и меня беспокоит, что дело ведется недостаточно тщательно. Кажется, вы рассылаете людям открытки? Ценю ваше стремление к экономии средств, но ведь люди, явившиеся по открытке, не могут быть подрывными элементами.
– Да, господин генерал, – ответил полковник. – Но я стараюсь все делать основательно. Я полагал, лучший способ скрыть принадлежность к подрывным элементам – притворяться, что ты не из них. Думаю, лучше все-таки удостовериться.
– Понимаю, – сказал генерал.
– К тому же один подрывной элемент я уже выявил, – продолжил полковник. – И этот случай… э-э… ликвидирован, господин генерал.
– Прелестно, полковник. Но, по-моему, лучше сосредоточиться на тех, кто вообще не является по вашему вызову. И еще одно…
– Слушаю, господин генерал?
– Если требуется, как вы это называете, «ликвидация», нежелательно, чтобы оставались ваши открытки. Их потом могут обнаружить родственники. Улавливаете мою мысль?
– Так точно, господин генерал.
– Полагаю, будет лучше, если вы в гражданской одежде прибудете к ним домой и. препроводите в училище. Думаю, следует завязывать им глаза, чтобы не знали, куда их доставляют. – Генерал добавил голосу отеческой мудрости и доверительности. – Между нами, полковник, с точки зрения психологии, это весьма действенный способ добиться результата. Слегка напуганный собеседник быстрее сообщит необходимую информацию. Как ни противно, полковник, выполняя служебный долг, приходится людей иногда и попугать.
– Так точно, господин генерал.
– И вот еще что. Следует несколько расширить работу. Сформируйте оперативную группу. О расходах не беспокойтесь. – Генерал небрежно махнул рукой. – Присылайте мне счета, я их проведу через Армейский благотворительный фонд и Программу пенсионного обеспечения солдатских вдов.
45
Вильгельм Райх (1897–1957) – австро-американский врач и психолог, пытался соединить фрейдизм с марксизмом, выступал с проповедью сексуальной революции и отмены «репрессивной» морали.