– Ну и кому ты хочешь свет коммунизма нести – сапоги мои не смеши! Этим до коммунизма – как раком до Луны. Видел, что они со своими же творили, которых во «враги»? И не только с ними самими – с их бабами, детьми? И это еще цветочки – ягодки начнутся, когда мы уйдем! Будут ведь между собой разбираться, кому при дележе экспроприированного досталось на одни штаны больше, кого в следующие «враги»?
– Так ты все предвидел, знал, командир?! Что будет такое?
– А ты думал, бунт угнетенного крестьянства против помещиков-эксплуататоров выглядит иначе? Разин с Пугачевым, они «прогрессивные» или нет? Или же, как и в Европе бывало, когда «сто тысяч живых скелетов осадили замок какого-нибудь барона де Пупса и взяли его», и как думаешь, что они после сделали не только с самим угнетателем-бароном, но и с его домочадцами, семьей? Да и с прислугой из своих же – не зная никаких общих классовых интересов, а просто завидуя, что эти в барских покоях, а мы в навозе? Мне вот довелось книжонку одну прочесть, эмигрантское издание двадцать восьмого года, Первухин, «Пугачев-победитель», что было бы, если – на ночь читать не советую! У нас в семнадцатом уже были Ленин, партия и сознательный пролетариат. А Китай отстал лет на двести – нет тут ничего такого, и за год не родишь!
– И мы ничего не будем делать? Лишь смотреть?
– А отчего бы и нет, товарищ писатель? Подумай лучше, какая у тебя уникальная возможность – видеть все со стороны, будучи неприкосновенной фигурой в центре событий? И на холодную голову собирать опыт – что, как, почему и что сделать, чтоб у нас такого не было? На чужих бедах ведь лучше учиться, чем на своих?
Так кто же ты, подполковник Куницын – Волк Ларсен на службе СССР? И ведь один я это вижу – для прочих же рейд в тылу врага, где командир царь и бог, а неповиновение ему это вплоть до расстрела на месте, причем ни одна инстанция после не возразит! Из наших осназ на «дважды Героя, который Гитлера брал» с восторгом смотрит, ну а авиатехнари вообще прикомандированные, им без разницы, лишь бы кто вывел к своим. Особист Бородай, к которому я однажды подошел со своими сомнениями, ответил:
– Товарищ старший лейтенант, вы считаете товарища Куницына врагом или предателем? Нет – тогда простите, это не ко мне, а к попу, который нам по штату не положен! Сейчас не тридцать седьмой год, и по нашему ведомству установка четкая: если товарищ делом свою преданность советской власти доказал, очень серьезные и предельно конкретные доказательства нужны, чтобы что-то против него возбудить. Если у вас таких нет – то считайте, что вы мне ничего не говорили, а я не слышал.
Ну а «наших» китайцев и спрашивать бесполезно. Поскольку у них, в общем-то народа неглупого, иметь собственное мнение в присутствии вышестоящих – традицией запрещено. Как Ли Юншен, даже речь свою толкая, все время на Куницына оглядывался, а несколько раз даже его кивка ждал – все ли правильно говорю? И это тот из местных, кого мы сочли наиболее смышленым! Но и для него все просто и ясно: командир – это голос и рука самого Красного Императора Сталина, и за неподчинение – смерть, – а так как назад в босяки (это в лучшем случае, если живым) Юншену очень не хочется, то абсолютно любой приказ Куницына он выполнит не задумываясь – расстрелять или хоть живьем закопать все население этой деревни, будет исполнено, тащ командир! И чем же тогда мы от немецких карателей отличаемся? А солдаты тем более колебаться не станут – оказывается, южане для них никакие не «свои», тут даже язык отличается, даже мне иногда приходится не словами, а иероглифами изъясняться, чтобы понять диалект.
Еще запомнилось, как в одном городишке председателя «революционного комитета» выбирали. Когда «беднейшие и угнетенные» стали друг другу морды бить, разбираясь, кому в главы. А городок этот был уже не просто кучей хижин, тут и какие-то мастерские, даже заводики наличествовали – гончарный, ткацкий. Куницын и сказал, когда буянов успокоили умеренной силой (выбитые зубы не в счет):
– Так, может, хватит голодрань выбирать, поступим, как в Маньчжурии в сорок пятом. Где, при отсутствии коммунистов, мэром назначали владельца самого успешного предприятия. А кто тут у нас самый успешный?
Оказалось – хозяин местного публичного дома! Поскольку городских путиловых и рябушинских успели прибить, вместе с семьями, даже дома их уже разграбили. Городок небольшой, так что доставили этого типа быстро, он сразу ниц упал и стал умолять подарить ему легкую смерть, «а не так, как почтенному Чжэну», это здешний хлеботорговец. Услышав же, что его хотят сделать главой, сразу воспрял и произнес витиеватую речь во славу великих Трех Императоров – Сталина, Гао Гана и Пу И. Говорил он не на местном, а на «мандаринском» наречии, чем меня заинтересовал – оказалось, он какую-то школу успел окончить, то есть по местной мерке, человек образованный.