Этот отказ, как сообщило правительство Януковича, диктовался «интересами национальной безопасности Украины»[173]. Встреченное подавляющим большинством украинского населения как «разочарование… для ЕС и для украинского народа», это решение было воспринято политиками как временная победа президента Путина[174]. Москва же вынесла из событий уверенность в том, что умелое экономическое маневрирование способно принести серьезные геополитические результаты. Даже там, где результаты оказываются далеки от желаемого (реинтеграции Украины в обновленную международную сферу влияния президента Путина), последствия подобных мер могут оказаться дестабилизирующими и дорогостоящими – для США, для Европы и для всего мира.
Есть основания полагать, что с другими странами региона Москве будет договориться намного легче, чем с Украиной; а Киев по-прежнему рассчитывает на укрепление отношений с ЕС[175]. Президент Кыргызстана, чья страна признается следующим в списке президента Путина кандидатом в члены Евразийского экономического партнерства, ясно сформулировал свое затруднительное положение в декабре 2013 года: «У Украины выбор есть, а у нас, к сожалению, его нет»[176].
Российский повторный запрет 2013 года на импорт молдавских вин стал очередной попыткой через эмбарго на продукцию молдавских виноградников выкрутить руки руководству Молдовы в преддверии декларируемого подписания соглашения с ЕС[177]. В преддверии Вильнюсского саммита 2013 года Кремль также сделал ряд грозных заявлений о намерении прекратить поставки газа в Молдову и подвергнуть молдаван, работающих в России, дополнительным проверкам на право пребывания[178].
В конечном счете тактика Москвы не сработала; Республика Молдова подписала важное соглашение по укреплению связей с ЕС на саммите в Вильнюсе в 2013 году. При этом, несмотря на промежуточный успех Молдовы в Вильнюсе, кажется весьма сомнительным, что Украина, ее гигантский сосед, добьется того же самого. Без сотрудничества с Украиной молдаванам будет тяжело противостоять российскому давлению и попыткам воспрепятствовать евроинтеграции страны. Хотя прозападные политики заняли 55 из 101 места в молдавском парламенте на выборах в декабре 2014 года, они потеряли поддержку избирателей[179]. Страна по-прежнему не определилась в своем отношении к европейской интеграции, а премьер-министр Молдовы Юрие Лянкэ дал понять, что «мы не хотим быть заложниками Украины»[180].
Тот факт, что Россия столь дерзко и решительно использует принудительные торговые меры, причем почти сразу после собственного вступления в ВТО в 2012 году, говорит о некотором преувеличении Западом ценности и значимости своих институтов; как минимум, этот факт отражает недооценку расширяющегося применения и эффективности методов геоэкономического давления, даже на фоне западных альтернатив и институциональных ограничений. «Жесткая сила одолела мягкую на саммите в Вильнюсе», – пошутил один комментатор, имея в виду способ, каким Москва своей агрессивной тактикой обозначила пределы панъевропейского влияния ЕС[181]. Программа «Восточное партнерство» может считаться олицетворением усугубляющейся аллергии Брюсселя на традиционные методы безопасности и геополитики и знаменует движение в сторону экономической интеграции как инструмента укрепления стабильности и мира[182]. В политическом хаосе после саммита в Вильнюсе широко распространялось убеждение, что «Восточное партнерство», ключевая программа ЕС, фактически затерялась в «соперничестве геополитики и экономической модернизации»[183]. Налицо явное непонимание сути происходящего, которое представляло собой схватку двух проявлений геоэкономики – экономической притягательности ЕС и экономического диктата Москвы. При этом абсолютно унылая, если позволительно так выразиться, геоэкономика ЕС может трактоваться – и на самом деле воспринимается – как лишенная какого бы то ни было геополитического измерения; отсюда следует очевидный вывод: нынешняя геоэкономическая политика Евросоюза бессодержательна – во всяком случае, применительно к восточным соседям ЕС.
Возвращаясь к вопросу, поставленному в главе 1 – как возрождение геоэкономики изменило способы, которыми государства применяют военную силу? – можно сказать, что реакция России и ЕС на «Восточное партнерство» предлагает здесь любопытный фактический материал.
174
Согласно результатам опроса, проведенного Международным фондом поддержки электоральной системы, 87 процентов украинцев недовольны состоянием экономики, 79 процентов недовольны политической ситуацией в стране. Тридцать семь процентов респондентов высказались за вступление в ЕС, 33 процента предпочли бы присоединиться к Евразийскому таможенному союзу. Преобладал низкий уровень доверия к национальным лидерам: 69 процентов респондентов частично или полностью не доверяли Януковичу. См. U.S. Agency for International Development, «IFES Public Opinion in Ukraine 2013–Key Findings», December 2013; David M. Herszenhorn, «Facing Russian Threat, Ukraine Halts Plans for Deals with EU», New York Times, November 21, 2013; «Ukraine’s Decision on Association with the EU», U.S. Department of State, Press Statement, November 21, 2013.
175
В декабре 2014 года украинский президент Петр Порошенко сообщил, что его страна должна готовиться к вступлению в Европейский союз к 2020 году. По его словам, «подпись Польши на документе, который ратифицирует соглашение между Украиной и ЕС, знаменует собой исторический момент и означает, что Украина вступает в новую реальность на своем пути к ЕС». Ed Adamczyk, «Poroshenko: Ukraine in EU by 2020», United Press International, December 18, 2014.
176
David Herszenhorn, «Armenia Wins Backing to Join Trade Bloc Championed by Putin», New York Times, December 10, 2014; Benoît Vitkine, «Vladimir Putin’s Eurasian Economic Union Gets Ready to Take On the World», Guardian, October 28, 2014.
177
В период действия предыдущего запрета (2006–2007 годы) на долю России приходилось 60 процентов винного экспорта Молдовы. Впоследствии молдавские виноделы нашли новые рынки сбыта. Накануне последнего эмбарго лишь 29 процентов экспорта шло в Россию, что свидетельствовало об итогах применения геоэкономических рычагов. Тем не менее последний запрет обошелся Молдове в 6,6 миллиона долларов за несколько недель, эта потеря почти эквивалентна месячному товарообороту Молдовы в торговле с соседней Россией. Razvan Hoinaru, «Analysis: Moldovan Wine. A Passage to Europe», Cartier European, October 4, 2013, http://cartiereuropean.com/2013/10/04/moldovan-wine-a-passage-to-europe/; Tessa Dunlop, «Why Russian Wine Ban Is Putting Pressure on Moldova», BBC News, November 21, 2013; Delphine d’Amora, «Russia Prepares Economic Retaliation over Moldova’s EU Deal», Moscow Times, July 16, 2014; Chisinau, «Why Has Russia Banned Moldovan Wine?»
179
Victor Chirila, «Moldova’s Last Chance for Reform», European Council on Foreign Relations, December 9, 2014.
180
T. J. Chisinau, «A Geopolitical Hostage: The Path to European Integration Goes through Ukraine», Economist, November 23, 2013.
181
Thorvaldur Gylfason, «Meeting Russia’s Challenge to EU’s Eastern Partner-ship», Vox, January 25, 2014. Такая точка зрения популярна в Европе. «Брюссель спит», – посетовал бывший министр иностранных дел Швеции Карл Бильд, подразумевая реакцию ЕС на события на Украине.
182
Kristi Raik, «Eastern Partnership as Differentiated Integration: The Challenges of EaP Association Agreements», Eastern Partnership Review 15 (December 2013).