Как еще один признак того, что никто уже не сомневался в скором окончании войны, я получил распоряжение записать двухминутную речь для Дня Победы в Европе.
1 мая мы с генералом Ли, его адъютантом майором X. Д. Ротроком и полковником Кодменом поднялись на «Кабах» с летного поля в Нюрнберге и полетели в штаб-квартиру 3-го корпуса в Майнбурге. Затем мы поехали к реке Изар в район Фрейзинга, где 86-я дивизия осуществляла переправу, а затем разворачивалась вниз по берегу в направлении Моосбурга. По пути мы заглянули в 14-ю бронетанковую дивизию, также занятую переправой через реку. Я с удивлением заметил на танках мешки с песком, что было совершенной глупостью. Во-первых, солдаты могли думать, что их танки недостаточно прочны, во-вторых, это увеличивало вес машин, а в-третьих, не повышало их защиту. Я распорядился немедленно снять мешки{239}.
Когда мы находились на том мосту, вместе с войсками на другую сторону пытался перейти представитель Международного Красного Креста и женщина, которую он представлял как свою жену, а также группа пьяных англичан. Ни тем ни другим переправиться не удалось.
Затем мы направились в лагерь для военнопленных из частей союзнических войск в Моосбурге, где содержалось примерно тридцать тысяч человек, преимущественно офицеров, ожидавших отправки по воздуху. Лагерь находился в распоряжении групп-капитана{240} королевских ВВС, с которым мне довелось пообедать в Лондоне в 1942 г. Его помощником был полковник П. Р. Груд из Армии США. Болезнь этого человека стала причиной того, что полковник [265] Уотерс не попытался бежать во время переезда лагеря из Польши на Юг Германии. Уотерс считал, что если он бросит Груда, тот наверняка умрет. Никто не знал о моем приезде, потому аплодисменты, которыми приветствовали меня военнопленные, носили спонтанный характер. Мне понравилась дисциплина в лагере и то, что все люди, несмотря на скученность, выглядели чистыми и аккуратными.
Я прошел по жилым помещениям, посетил также и бараки, где располагалась кухня и где я наблюдал разнообразные оригинальные приспособления для приготовления пищи, сконструированные попавшими в плен пилотами ВВС Соединенных Штатов. Приспособления напоминали кузнечный горн, где сгорало практически все, что могло гореть. В процессе горения агрегаты изрыгали имевший жуткий запах густой черный дым – самый густой и черный, какой мне только когда-нибудь в жизни приходилось видеть. И все же благодаря этим печкам, поставляемая американским Красным Крестом еда разогревалась и делалась более аппетитной. На протяжении последнего месяца пленные в Моосбурге питались полностью за счет поставок Красного Креста, поскольку немцы практически не поставляли в лагерь продуктов, которых у них самих уже не было. К их чести надо заметить, что они не препятствовали снабжению пленных провизией и не отбирали ее для себя.
Оттуда мы поехали в Ландсхут, где через Изар переправлялись части 99-й дивизии. Именно в Ландсхуте в шато на южном берегу реки полковнику Кодмену довелось провести в неноле долгое время в период Первой мировой войны, пока ему не удалось бежать. Я сделал несколько снимков на память.
На пути мы проезжали через немецкую кондитерскую фабрику, где за день до того генерал Ван Флит пресек действия шайки мародеров из местного населения. Не вмешайся Ван Флит и его личный шофер, действовавшие быстро и решительно, склад с сахаром, шоколадом и мукой – столь ценными во время войны продуктами – оказался бы полностью разграблен. В результате действий мародеров сахар и шоколад, высыпавшиеся из прорванных мешков, лежали на полу выше щиколоток. Похоже, от голода обезумели даже обычно сдержанные немцы.
Вернувшись в штаб-квартиру, я узнал, что задачу уничтожения «национального редута» предполагается перепоручить Седьмой армии. Мне пришло на ум, что если бы мы обеспечили переправу через реку Инн в Вайсербурге, чтобы взять под свой контроль дорогу из Вайсербурга на Альтенмаркт и далее на Зальцбург, мы смогли бы в зародыше пресечь амбициозные поползновения Седьмой армии.
Я позвонил Ван Флиту и попросил его, если надо, вывернуться наизнанку, но получить переправу в Вайсербурге, а также вызвать все части в его секторе и обеспечить их переправу через реку Инн. [266]
Ван Флит сформировал оперативную бригаду и форсировал Инн в районе Вайсербурга до наступления утра, что по праву могло считаться самой элегантной и быстрой операцией из проведенных за всю войну.
2 мая мы перенесли наш командный пункт из Эрлангена в Регенсбург, иначе Ратисбон, где Наполеон одержал победу в славной битве{241}, что вдохновило поэта на такие строки: «Ты знаешь, мы, французы, взяли Ратисбон. Там в миле на горе стоял Наполеон», и т. д. Вероятно, полководцы находились в те времена сравнительно далеко от передовой, если сравнивать с нашими временами.
Лично я не мог покинуть командный пункт до 13.30, поскольку мне приходилось ждать звонка от генерала Брэдли с сообщением относительно того, продолжать ли наступление на «редут» или уступить это право Седьмой армии. В 13.30 он дал мне новые границы, что становилось ответом на мой вопрос: Седьмая армия приняла решение. Новое разграничение выглядело следующим образом: прежние рубежи Третьей армии и 3-го корпуса к северо-западу от Фрейзинга; далее преимущественно в восточном направлении на Мюльдорф; далее вдоль берега реки Инн до места ее слияния с рекой Зальцах; далее до Штрассвальхена; далее преимущественно параллельно реке Эннс и до той точки, где она впадает в Дунай при Маутхаузене в десяти километрах от Линца.
Русские находились на другом берегу Дуная. К северу от него временной границей между армией Соединенных Штатов и русскими служила железнодорожная ветка, устремлявшаяся к северу от того места, где Эннс впадал в Дунай. Результатом такой дислокации становилось сокращение численности частей в составе 3-го корпуса и фактическое прекращение продвижения Третьей армии.
Будучи по природе своей оптимистом, я велел командиру 3-го корпуса оставаться в Вайсербурге, а также овладеть уцелевшими переправами через реку Инн, которые только удастся обнаружить.
Командование Седьмой армии обратилось к нам с просьбой принять 4-ю пехотную дивизию генерал-майора X. У. Блейкли в обмен на 86-ю дивизию в Вайсербурге. Поскольку делать было нечего, нам пришлось согласиться. Так или иначе, нам удалось удержать за собой 23-й разведывательный батальон (командир – подполковник Р. С. Эдкинсон) 16-й бронетанковой дивизии и две роты 14-й бронетанковой дивизии; все эти подразделения действовали в секторе 86-й. [267]
Я связался с командиром 3-го корпуса и объяснил ему, что происходит, однако разрешил продолжать движение и занять небольшую зону, пока еще остававшуюся для него свободной.
У меня возникла идея, использовав переправу, обеспеченную 65-й дивизией 20-го корпуса в районе Пассау, быстро двинуть 12-й корпус на Линц дорогой Шардинг-Линц. Однако же генерал Гэй и генерал Мэддокс разубедили меня, поскольку реальнее, чем я, оценивали, сколь незначительными были силы неприятеля, противостоявшие 20-му корпусу. Я уверен, они, по крайней мере в тот момент, также ощущали возможности, которые открывала смена направления продвижения 12-го корпуса на северо-восток. На протяжении всей этой операции для Третьей армии каждый переезд на новый командный пункт влек за собой неотвратимые изменения либо направления атаки, либо вообще самого задания.
3 мая по радио передали о безоговорочной капитуляции немецких войск в Италии.
Как 65-я пехотная дивизия 20-го корпуса, так и 11-я бронетанковая 12-го корпуса продолжали переправляться через реку и быстро продвигались к Линцу. Я решил послать 4-ю пехотную дивизию к Нюрнбергу на охрану линии коммуникаций, а также передать 3-му корпусу по одной дивизии из 12-го и 20-го корпуса на случай проведения операции в Чехословакии.
Затем мы посетили штаб-квартиру 20-го корпуса, разместившуюся в сельской местности в прекрасном здании, где имелась великолепная коллекция старинного огнестрельного оружия. По всей видимости, предкам нынешнего владельца дома приходилось снаряжать и водить полки.