Я весь один сгусток боли, поэтому не ощущаю, что там…
Разодранная в клочья майка предвещает мало хорошего. Юля отбегает и возвращается с автомобильной аптечкой.
– Не дергайся, сейчас будет щипать! – её прохладные пальцы скользят по спине.
От нежных прикосновений боль отступает. В голове всё шумит, когда по спине прокатываются капли лавы. Я слышу, как шипит перекись водорода на краях раны.
– Тебе срочно нужно в больницу! – безапелляционно говорит Юля.
– Ничего, на мне заживает как на собаке. Как ты здесь оказалась? И почему в такой компании?
– После твоего письма я не отставала от Евгения, и он под большим секретом рассказал, что ты живешь в Мугреево. Я упросила отчима отпустить нас с Таней и её парнем в поход. Ехать до вас недалеко, мы и решили остановиться на ночь на природе, а утром собрались погулять по селу и… возможно… увидеть тебя. А эти, – она кивает на овражек, – появились из кустов и сначала попросили закурить, а потом начали приставать. Серёжка вступился за нас, они его избили, ударили Таню. А меня… Потом я увидела тебя и… потеряла сознание.
– Значит, я успел вовремя. Ой! – дергаюсь я на очередной ожог.
– Извини, ещё немного осталось!
– Ничего, всё нормально. Но отсюда нужно уходить. Вдруг они были не одни.
– Ночь наступает, вряд ли кто-нибудь придет. А в темноте я боюсь идти, ты весь изранен, да и ребята ещё слабы для переходов. Давай, переночуем здесь, а утром поищем помощи?
Рядом с убитыми оборотнями ей спокойнее? Странная девушка, может, я чего-то о ней не знаю?
Головокружение накидывается с новой силой, и окружающий лес вертится в бешеной пляске.
Юля теребит меня за плечо.
Почему я лежу на земле? Зачем на меня бросились кусты?
– Саша, Саша, очнись.
– Всё в порядке, секундная слабость. Пройдет.
– Пойдем к палатке, я сейчас костер разведу. Ты должен прилечь.
Я и сам не заметил, как на небо высыпали звезды. Думал, что это в глазах так потемнело.
Парень благодарно пожимает мне руку, что-то говорит, но слова с трудом проникают сквозь шум в ушах. Темноволосая девушка раньше была рыженькой, я вспомнил, как в тот злополучный вечер девушка танцевала с Евгением. Она чмокает меня в щеку. Я мычу в ответ что-то героическое.
Ноги не держат, и я чуть не падаю у брезентового полога. Но всё же беру себя в руки и заползаю внутрь. Падаю на спальный мешок и почти отключаюсь, когда чувствую, что рядом кто-то есть.
– Ты спас меня, Саша! – произносит девичий голос.
– Юля, я не мог поступить иначе, – слова выдавливаются с трудом, как паста из полуоткрытого тюбика.
– Я никогда не была с мужчиной… а эти…
– Всё позади, Юля, всё позади, – глаза слипаются, в этот момент так хотелось, чтобы меня оставили в покое.
– А у тебя… У тебя когда-нибудь было?
Я лишь усмехаюсь в ответ. Если играть рыцаря без страха и упрека, так играть до конца. Я вздыхаю и закрываю глаза.
– Подожди, скажи, у тебя раньше… это… было?
Я вспоминаю слова опытного общажного ловеласа о том, что с девушками никогда нельзя говорить о бывших. Не рассказывать же Юле о Людмиле, и я решаю отрицательно помотать головой.
– Нет, как-то не до этого было. Учёба и спорт занимали всё время.
– Ты мне не врёшь? – её глаза поблескивают в сумраке палатки.
– Не вру, – я стараюсь сделать голос как можно более убедительным.
– Извини, что спрашиваю. Отдыхай, я пойду с ребятами поговорю, – Юля накидывает ветровку и выскальзывает наружу.
Я успеваю улыбнуться во все свои тридцать два зуба, когда снаружи раздается испуганный крик.
Я дергаюсь наружу, но не успеваю…
Крыша палатки сминается внутрь и бьет в лицо…
Мир вспыхивает ослепляющим светом боли, заполняет пространство головы и растворяет меня в ней.
Яркая вспышка уходит в непроглядную тьму…
Тетя Маша
– Ну, ты чово, Петруха? – Степан вглядывается в мое дергающееся лицо, пока перевязывает рану. – Сильно зацепило?
Перед глазами до сих пор зрелище – залетает круглая бомба и крутится на полу. Много таких снарядов прилетает со стороны германцев, но так близко падает в первый раз.
Она взорвалась, а я тогда успел ещё подумать, что всё, амба. Цепляет осколком, вроде царапина, но попадает по артерии, кровь так и брызжет струйкой. Хорошо ещё, что рядом Степан оказался. Помогает. Перевязывает.
– Терпимо, и не такое заживало.
– Подавать смогешь?
– Смогу, пустяки.
– Вот и хорошо, нам бы ещё немного продержаться, – мы приникаем к раскаленному «Максиму».
Светлеет край неба, понемногу проступают очертания далеких окопов, мелькают оранжевыми точками костры кухонь, перемещаются искорки факелов. Крепость «Осовец» держится шестой месяц и не собирается сдаваться немцам. Толстые стены испещрены осколками, пол и перекрытия зияют огромными дырами от снарядов. Голодные, замерзшие, мы стоим из последних сил. Мы – русские солдаты…