– Держи подарок! Потом пугать детей будешь! – я сдергиваю с головы манекена и подкидываю в воздух резиновую маску.
Лицо скуластого мужчины с мышиным цветом волос полетело по направлению к отцу.
Какое знакомое лицо… Маска… Кто же это?
Владимир ловит маску в воздухе и засовывает за пояс.
– Доброй охоты, Александр!
– Не обижай тетю Машу! Пусть простит, если что не так. Идите! – я отворачиваюсь от них и бегу к «оружейке».
Отец с матерью уходят…Да, это он. Сквозь краску на лице, сквозь чужую кровь я узнаю его. Мой отец… Охотник…
Развешанное, разложенное, приставленное и сложенное оружие внушает трепет. Но меня интересуют не игрушки смерти, а два ящика с гранатами. Ребристые плоды лежат рядками, как в магазине. Обертываю листами меди, скрепляю хомутами и привязываю леску к кольцам предохранителей.
Медь, рубашка гранат из меди – Великая Отечественная?
Двоих дергающихся оборотней вытаскиваю во двор, к остальным. Оборотня-депутата разносит по гладким плиткам бассейна в разные стороны, голубая вода окрашивается красным. Изредка подергиваются регенерирующие перевертни, пока я подкладываю малиновые подарки. Последний раз бросаю взгляд вслед убегающей паре – они на самом краю равнины.
Владимир поднимает вверх руку, словно протыкает небо кулаком. Я отвечаю ему тем же и дергаю зажатые в руке концы лески. Последняя граната с отщелкнутым предохранителем удобно устраивается в кармане.
Последнее, что я вижу – ослепляющая белая вспышка…
Убийца Оборотней
Я во сне слишком приближаюсь к костру и, когда белобрысый парень подкидывает дров, неожиданная вспышка ослепляет сквозь сомкнутые веки. Жар опаляет ресницы и инстинктивно я отпрыгиваю прочь с нагретого места. В руке черноволосого человека я замечаю нож.
Режим охотника включен
Я отпрыгиваю дальше, перекатываюсь через валежину и тут же встаю в стойку, в руке как по волшебству возникает игла. Внимательно следившие за моими действиями глаза ребят удивленно расширяются. Я ещё нахожусь во власти сна и готов бежать и прыгать, бить и блокировать.
Владимир… Александр… Мама… Отец…
Или прошлое, или кошмар. Хочется думать, что кошмар…
Или всё же прошлое?
– Чё-то страшное приснилось? – спрашивает белобрысый, раскладывая порезанный хлеб на куске материи.
– Вряд ли, это он с детства такой загадочный, – хохочет умывающийся подполковник.
Оказывается, все уже поднялись. Сквозь ветви деревьев просачиваются лучи утреннего солнца. Иваныч понимал, что я натерпелся за прошедшее время и не велел меня будить.
– Сань, умывайся, садись завтракать. Скоро в путь, – Иваныч передает черноволосому банку тушенки.
Завтрак!
Меня ещё потряхивает после увиденного сна, поэтому и насторожился из-за ножа. Вот как, оказывается, познакомились отец с матерью. Именно их, молодых, живых и здоровых, я и видел во сне. Правда, не видел отражения того, перед чьими глазами проходило это действие. В зеркальном потолке отразился противогаз, да резиновая маска кого-то напомнила.
Кого-то очень знакомого…
Меня назвали в честь Александра, но кто это, что за человек. Тетя упоминала, но не рассказывала о нем. И тоже двое воспитанников. Как у Иваныча, как у Сидорыча – может это с чем-то связано?
– Михаил Иванович, поинтересоваться можно, или опять смеяться будете? – спрашиваю я, пока утираюсь после умывания.
– Смотря что спросишь, иначе ведь и плакать можешь заставить! – хмыкает подполковник.
– Почему вас обучали двоих, и у вас двое воспитанников, это с чем-то связано? – я бер протянутую банку тушенки.
– Да, Саш, это древнее поверие о том, что трое не смогут выжить. Всегда выживает только третий, самый младший, возьми хоть сказки, хоть былины. А двое всегда борются и соревнуются между собой, поэтому и являются самым оптимальным вариантом. Ух, как мы в свое время пытались доказать превосходство одного над другим! – Иваныч мечтательно закатывает глаза, вспоминая минувшие дни.
– Эх, и лупцевал я его, в то же время! – улыбается подполковник.
– Это кто кого ещё лупцевал-то? – возмущенно пыхтит Иваныч. – Если бы не Сидорыч, так бы и ходил всегда с синяками в пол-лица.
– Может, схлестнемся? Чего зря языками-то по воздуху бить? – Сергей кидает в Иваныча шишкой.
– Да легко, давненько я тебя на лопатки не клал! – Иваныч ловит и бросает шишку обратно.
– Мужчины, а может, вы дома попробуете побороться? – я влезаю в перекидывание шишки, сбив её своим чешуйчатым снарядом, с ворохом искр обе падают в костер.
Я кожей ощущаю недовольные взгляды молодых берендеев – такое зрелище им обломал.