Однажды Алесь перехватил Полю, когда она несла от колодца ведра с водой. Десять шагов от колодца до ее двора, и он не успел даже подумать, что надо было взять у нее ведра. У калитки Поля поставила их на скамеечку и беспричинно засмеялась, кинув опасливый взгляд в сторону дома, на крыльце которого ее мать вытряхивала половики. Алесь, не зная от смущения, что сказать девушке, наклонился над ведрами попить воды, а она, вновь закатившись смехом, резким толчком окунула его голову в холодную купель. Он больно ударился о край ведра, но не подал виду. Поля, заметив, что мать ушла с крыльца, хохотала безудержно, он тоже смеялся, вытирая рукавом рубахи мокрое лицо. Зашагал домой лишь только тогда, когда Полю окликнул из раскрытого окна голос матери. И тут заметил, что до крови разодрал о ведро десну и чуть повредил изнутри верхнюю губу... Уносил с собой боль, как бесценную награду от Поли.
Когда уходил в армию, до поздней ночи караулил девушку на улице у ее дома. И только утром узнал от сестренки Вари, что Поля уехала за Днепр, в гости к старшей сестре, которая годом раньше вышла туда замуж... А в прошлую зиму Варя написала ему в армию, что и она выходит замуж в то же самое село близ Копыси, где живет сестра Поли. Случилось так, как узнал потом Алесь, что замуж должна была выйти Поля, но Варя неожиданно для себя и для Поли перебежала ей дорожку, переманила жениха, когда тот появился в Иванютичах. Алесь, прочитав письмо сестры, печалился и в то же время таил надежду, что Поля, может, нарочно уступила Варе жениха, а сама дожидается возвращения из армии его, Алеся. Ведь не вернула же Поля его писем, не передала с Варей, чтоб не писал ей. Значит, можно было надеяться, и он надеялся...
Грузовик с минометчиками валко пробирался по ухабистой, в горячих солнечных пятнах, лесной дороге, его часто встряхивало, и, может, эти толчки и удары плечом о борт машины вернули Алеся Христича из плена воспоминаний. Будто проснувшись, он с удивлением заметил, что в кузове вместе с минометчиками едет младший политрук Иванюта. И было непонятно, почему он не сел в кабину одной из трех машин. Ведь такой начальник! Алесь догадался: боится, наверное, начальничек бомбежки; из кузова ведь быстрее можно заметить пикирующий бомбовоз и нырнуть на землю.
А тем временем Миша Иванюта вел с бойцами разговор.
"Вот ты твердишь, что в боевой обстановке запас мин надо возить отдельно от стволов и от минометчиков", - обратился он к Захару Завидову, сидевшему рядом с Алесем Христичем.
"Ничего я не говорю, - сонно ответил Завидов и локтем толкнул под бок Алеся. - Это он мне говорил".
"Я?!" - удивился Алесь, не соображая, о чем идет речь.
"Ну, неважно кто, - примирительно сказал Иванюта. - А вот вы слышали, как два кума ездили на базар продавать самогонку?"
"Не-е-е". - И кто-то сдержанно хохотнул, предвкушая услышать веселую историю.
"Так вот, едут кум Иван и кум Петро на рынок, каждый на своей телеге, дымят люльками и этак с ленцой перекидываются словами.
- Кум Петро, ты сколько горилки везешь продавать? - спрашивает Иван.
- Три литра... - отвечает Петро.
- И я три литра... А почем будешь продавать? - интересуется Иван.
- По рублю за стакан.
- И я по рублю... Слышь, кум, у меня есть рубль. Налей мне стаканчик попробовать твоей горилки.
Кумовья остановили коней. Иван уплатил Петру рубль, а тот налил ему стакан горилки. Иван выпил... Едут дальше, молчат, курят. Вдруг Петро предлагает:
- Кум Иван, а ну и ты продай мне на рубль горилки. Попробую твоей.
Опять остановились. Кум Иван наполнил из своего жбана стакан и спрятал в карман знакомый рубль. Едут дальше, молчат, сосут трубки, потом Иван опять просит:
- Продай, кум Петро, мне еще на рубль твоей горилки...
И так рублишко гулял между карманами Ивана и Петра, пока вся самогонка у того и у другого не была выпита..."
Бойцы, слушая младшего политрука Иванюту, вначале посмеивались сдержанно, чтобы не мешать рассказчику, а потом взорвались дружным хохотом, скаля белые зубы и сверкая оживленными глазами. И этот их молодой смех был настолько беззаботным, будто и не было войны, крови, смертей и не надо было постоянно опасаться бомбежки...
Подняв руку, Иванюта дал понять, что рассказ не окончен.
"Так вот, приехали кумовья на базар, а продавать нечего. Но есть у кума Ивана один рубль.
- Кум, - предлагает ему Петро, - пойдем в корчму да пропьем твой рубль!
Сказано - сделано. Пропили и этот рубль... Приезжают домой чуть теплые, предстают пред ясные очи своих жинок на праведный суд... А на второй день кум Петро, встретив Ивана, спрашивает:
- Кум, мы же пропили твой рубль. За что же тогда меня жена так безбожно отходила палкой?
- Может, ей моего рубля жалко? - пожал плечами Иван и застонал, вспомнив, как и его молотила жена".
Опять самозабвенный хохот заглушил урчание полуторки.
"А в чем же соль этой байки?" - посерьезнев, спросил Алесь Христич.
"В чем? - переспросил младший политрук Иванюта. - Неужели не ясно? Хотя он и сам не очень понимал, какая особая мораль, кроме веселой нелепости, содержится в анекдоте, но стоял на своем: - Если ты, минометчик, едешь на базар, то есть идешь в бой, держи мины ближе к миномету, а не на телеге у кума. Понял?.. А если едешь с кумом продавать вино, слейте его в одну посудину и не надо вам двух телег".
"Темновато, однако смешно", - со снисхождением заключил все тот же Алесь Христич, чем вызвал новый взрыв смеха товарищей.
"Очень даже ясно, - вяло возразил Алесю Захар Завидов. - Если едешь на базар, не бери с собой даже рубля!"
И вновь сверкают белозубые улыбки на темных от загара лицах.
2
А Алесю Христичу уже было не смешно. Их маленькая колонна, выбравшись из леса, попала на хорошо накатанную грунтовку, пересекла железную дорогу и въехала на мост, соединявший два берега Днепра. К удивлению Алеся, Днепр оказался не таким внушительно-широким, каким он представлял его. Но важно другое: они уже на Днепре! Дальше этого места немцу не пройти - таково было мнение всех и его, Алеся. Значит, здесь собраны могучие силы Красной Армии...