Молотову вспомнились приторно-учтивые улыбки и косые щелки глаз за стеклами очков вначале японского посла Того Сигенари, а затем сменившего его Татекавы; оба они по поручению своего правительства уже сами настойчиво предлагали заключить пакт о нейтралитете. И в апреле 1941 года, когда министр иностранных дел Японии Иосуке Мацуока, побывав в Германии и Италии, заехал в Москву, советско-японский пакт был подписан сроком на пять лет.
Мацуока отбывал из Москвы с чувством победителя, полагая, что выиграл дипломатическую битву, за которой последует отвод советских войск с Дальнего Востока. А Сталин и Молотов, ведшие переговоры с японским министром, считали, что победа на их стороне, ибо хорошо знали расстановку политических сил в Японии, сложившуюся к тому времени. Если министр иностранных дел Иосуке Мацуока, опираясь на поддержку председателя тайного совета Хара, министра внутренних дел Хиранума, члена военного совета принца Асака и других влиятельных лиц, был сторонником нападения на Советский Союз сразу же, как только развяжет войну Германия, то не менее влиятельная группа во главе с премьер-министром Фузимаро Коноэ, настроение которой выражал министр - хранитель печати Хидо, не отказываясь от агрессивных планов против Советского Союза, проводила в первую очередь политику создания под эгидой Японии "великой восточноазиатской сферы взаимного процветания", в которую должны быть включены Китай, Индокитай, Голландская Индия и другие страны южных морей.
Однако после того, как Германия, развязав агрессию против Советского Союза, достигла в первые недели войны значительных успехов, политический климат в Японии потерял устойчивость. Советская разведка прилагала все усилия, чтобы точнее ориентировать об этом свое правительство. Москва стала получать донесения о непрерывном наращивании сил Квантунской армии, нацеленной против СССР. Ее солдаты и офицеры каждый час ждали приказа о начале военных действий. Несколько позже стало известно, что 2 июля на императорской конференции председатель тайного совета Хара заявил: "Я прошу правительство и верховное командование атаковать СССР как можно скорее. Советский Союз должен быть уничтожен". Военный министр Тодзио поддержал Хара, уточнив лишь, что нападать надо на СССР в тот момент, когда он, "как спелая хурма, готов будет упасть на землю".
По-прежнему колебался только премьер-министр Фузимаро Коноэ. Но теперь он сложил с себя полномочия. Значит, по всей вероятности, в ближайшее время надо ждать нападения вооруженных сил Японии на дальневосточные границы Советского Союза?
С этим холодившим сердце вопросом Молотов зашел в кабинет Сталина. И будто наткнулся на невидимую преграду: по кабинету многоголосо перекатывался мужской хохот. Сквозь табачный дым увидел Сталина в конце длинного стола. Навалившись грудью на торец, он держал в руке какую-то бумагу, смотрел в нее и глухо посмеивался. Ему вторили, громко и раскатисто, сидевшие за столом Калинин, Щербаков, Мехлис и Каганович. Особенно выделялся тонкий смех Щербакова, который, сняв очки, промокал носовым платком выступившие на глазах слезы и вытирал вспотевшее полное лицо.
Оторопь в глазах вошедшего Молотова развеселила всех еще больше.
- Над чем смеются столь видные большевики? - спросил Молотов, направляясь в глубь кабинета. Он сел на свободный стул близ Сталина и, положив папку на зеленое сукно, раскрыл ее.
- На, читай. - Сталин прикрыл папку Молотова бумагой, которую держал в руках.
Молотов увидел донесение генерала Еременко с Западного фронта. В нем описывался первый эффект применения наших реактивных минометов БМ-13, о существовании которых ни наши обороняющиеся войска, ни тем более противник не знали. Еременко скупо, но с впечатляющей красочностью сообщал о невообразимой панике гитлеровцев, когда на их расположение навалился ужасающе ревущий смерч, взрывая и испепеляя все вокруг. В документе рассказывалось и о потрясении наших войск, когда над ними со страшным скрежещущим воем, изрыгая хвостатое пламя, стремительно проносились огромные сигаровидные снаряды.
- Да, потешно, - суховато сказал Молотов, не разделяя общего веселья, и отложил донесение в сторону. - А главное - обнадеживающе...
Сталин скосил на Молотова прищуренный глаз и хмыкнул в усы:
- Знаешь, почему смеемся?.. Вспомнили, как года полтора назад Ворошилов рассказывал о залпе испытательного образца этого же ракетомета на полигоне. Конструктор, правда, предупредил его, что будет жутковато, но все равно при первом залпе все чуть не слетели с вышки...
- Видимо, без меня это было. - Молотов так и не развеселился. - При мне приняли решение о запуске в производство ракетометов бээм-тринадцать и о формировании специальных частей.
Сталин тут же помрачнел, опустил взгляд и сказал:
- Да, к сожалению, только за день до начала войны мы смогли принять такое решение. - А затем, после паузы, спросил, обращаясь к Молотову: - У тебя, чувствую, тревожные вести?
- Те же, что и у тебя. - И нарком иностранных дел, взяв в папке шифровку о событиях в Японии, положил ее перед Сталиным. - Но какие будут последствия?
В кабинете наступила тишина. Все заметили, что Сталин, скользнув взглядом по документу, потускнел еще больше. После паузы он тихо произнес:
- Смена правительства в этой ситуации ничего доброго нам не сулит. Сунув в рот нераскуренную трубку, он почмокал губами и спросил у Молотова: - А какие прогнозы у специалистов по Японии?
- Если новый кабинет поручат формировать тому же Коноэ, - будто размышляя вслух, заговорил Молотов, - тогда есть некоторые основания полагать, что японцы временно поостерегутся нападать на нас, а будут решать свои проблемы в Юго-Восточной Азии и выжидать, как будут складываться события на советско-германском фронте...
- Ну, а если Тодзио станет премьером? - Сталин упредил вопросом развитие мысли Молотова.