— Выпьем винца вечерком? — предложил помощник.
— Какие попойки? Сегодня ранний отбой. Завтра еще до света вычистим и вымоем крепость сверху донизу, чтобы к полудню блестела. Я проверю. Если мне понравится, так и быть, попразднуем.
Помощник с трудом скрыл досаду, но поневоле смирился. Он бы охотно подкупил стражу и присвоил хотя бы один кувшин, но комендант все равно узнает. Тогда сиди месяц в яме, а потом служи дозорным на сторожевой башне. Лучше уж скрепиться и подождать. Придется поужинать всухомятку.
Поздно ночью Гебелен погрузился в сон. Бодрствовали лишь несколько часовых, но и у тех слипались глаза. Чего ради мучиться: стены неприступны, кругом все спокойно?
Тишину не нарушал ни единый шорох. Снаружи не было слышно, как в амбаре с хрустом разбился кувшин. Оттуда с трудом вылез Усач, растирая затекшие ноги. Как все-таки неудобно путешествовать в кувшине! Вот и Афганец выбрался на волю. Постепенно к ним присоединилось еще пятнадцать человек.
Дерзкий план царицы Яххотеп наполовину осуществился: им удалось захватить грузовое судно, направлявшееся в Гебелен. Воины повстанческой армии переоделись гиксосами, освобожденные рабы согласились в последний раз сыграть роль несчастных униженных носильщиков, семнадцать отчаянных храбрецов спрятались в огромных кувшинах.
Загляни защитники Гебелена в кувшины прежде, чем их отнесли в амбар, смельчакам бы не поздоровилось. Но уверенность в собственной безопасности и привычка к регулярным поставкам провизии сделали стражников легкомысленными.
Афганец и Усач с удивлением оглядывали друг друга. Им не верилось, что они еще живы. Наконец семнадцать человек обнажили клинки и приготовились к бою.
— Мы с Афганцем, — прошептал Усач, — сначала разведаем, где дозорные. Потом вернемся за вами. Все вместе отделаемся от них, чтобы не мешали. Затем разделимся: одни пойдут открывать ворота, другие займутся спящими гиксосами. Хорошо бы перебить как можно больше. Двигаться нужно тихо и быстро.
— А если кто-то из часовых все-таки подаст голос?
— Тогда нам крышка. Так что без промахов.
Бесшумно ступая босыми ногами, Афганец и Усач вышли во внутренний двор. Красться по вражеской территории друзья умели отлично. Бояться им было некогда. Целеустремленные, сосредоточенные, они действовали слаженно и четко.
Мгновенно придушили двух часовых — те даже вскрикнуть не успели, — затащили трупы в сарай и переоделись в их одеяния, кольчуги и черные шлемы.
Афганец, не говоря ни слова, кивнул Усачу в сторону одной из каменных лестниц. Сам он собирался подняться по второй. Друзья одновременно достигли верха главных сторожевых башен. На каждой стояло по два лучника. Справиться в одиночку с двумя, не подняв при этом шума, — дело довольно хитрое.
— Чего это тебе вздумалось на башню залезть? — удивился один из лучников, завидев приближающегося к нему воина в черном шлеме. — Комендант строго наказывает всякого, кто осмелится покинуть пост!
Афганец бросился на говорившего и свернул ему шею, горячо надеясь, что ошеломленный товарищ убитого не подымет крик, а полезет в драку. Его надежда оправдалась: гиксос онемел от неожиданности на горе прочим защитникам крепости.
Итак, два лучника успокоились навсегда. Афганец спустился во внутренний двор и стал поджидать Усача, гадая, удалось ли другу так же удачно справиться с двумя другими. Вскоре к нему приблизился какой-то воин. Афганец признал Усача, лишь когда тот снял черный шлем.
Они вернулись к остальным фиванцам, объяснили, где стоят дозорные, и дали каждому задание.
«А ребятки справились даже лучше, чем я предполагал», — с удовлетворением отметил про себя Усач.
Решительные, проворные, те сумели уничтожить врагов абсолютно бесшумно. И часа не прошло, как крепость осталась без единого дозорного, — так славно потрудились выбравшиеся из кувшинов смельчаки.
— Пришла пора открыть ворота! — возвестил Усач.
Пока двое фиванцев возились с засовами, Афганец поднялся на башню и зажег сигнальный огонь. Теперь передовой отряд армии освобождения под предводительством фараона Камоса мог проникнуть в Гебелен и напасть врасплох на ничего не подозревающих гиксосов.
— Однако пусть поторопятся, иначе здешние воины успеют проснуться, всполошатся и встретят их во всеоружии, — пробормотал Афганец.
— Это нам нужно торопиться! — напомнил ему Усач. — Скорей в казармы, перебьем как можно больше воинов, пока они еще спят.
— Нет, погоди. Что это за дом около главной башни? Не там ли живет начальник гарнизона?
— Сейчас проверим!
Удача на этот раз сопутствовала друзьям во всем. Им удалось захватить главу гарнизона сонным, он не оказал ни малейшего сопротивления.
— Прикажи своим людям сдаться по-хорошему! — посоветовал ему Афганец.
— Гиксосы не сдаются, они сражаются до конца!
— Постой-ка, я узнал тебя! Не ты ли пару лет назад был начальником стражи в Дельте, что поймал и замучил пытками многих наших?!
— Гебелен нельзя взять приступом! У вас ничего не выйдет! Немедленно отпустите меня!
— Нет, гиксоса уговаривать бесполезно, — укоризненно покачал головой Афганец. — Упрям как осел!
Начальника гарнизона выволокли из дома, втащили на крепостную стену по лестнице, подвели к краю и, схватив за ноги, столкнули вниз.
— Теперь займемся прочими спящими!
И снова фиванцам повезло. Двери двух казарм они надежно заперли, завалив их тяжелыми бревнами, а около третьей притаились, убивая всякого, кто выбегал наружу.
Фараон Камос со своим отрядом подоспел вовремя: силы смельчаков были на исходе, еще немного, и гиксосы бы их одолели.
Стоя на носу передового судна, царица Яххотеп глядела, как пылает неприступная крепость Гебелен.
24
Посол гиксосов в Нубии, главный лазутчик и доносчик, Кривой был осведомлен обо всем, что происходило в этой обширной стране, населенной многочисленными воинственными племенами, которые объединил под своим владычеством жестокий Неджех.
В прошлом Кривой, отъявленный насильник и убийца, командовал отрядом пеших воинов. Левый глаз ему выколола нубийская девушка, оказавшая мерзавцу отчаянное сопротивление. Само собой, потом объявили, что доблестный военачальник был ранен в неравном бою, где одержал блестящую победу.
Долгое время Кривой следил за Неджехом: Апопи опасался, как бы тот не отважился напасть на Элефантину, возомнив о себе невесть что. Однако, по всей видимости, царю Нубии вполне привольно жилось в богатом городе Керма, от дальнейших завоеваний он отказался и заключил с повелителем гиксосов союз. Отныне в Аварис из Нубии привозили обильные дары в знак верности и дружбы.
Кривой не слишком доверял этому преданному союзнику. Уж не готовится ли Неджех потихоньку прибрать к рукам крупнейший из южных городов Египта, расположенный у первого порога Нила? Пока что осведомители посла не разнюхали ничего подозрительного. Твердили в один голос, что царь Нубии сидит сиднем в своей столице, лишь жиреет и богатеет день ото дня.
Итак, нигде в Нубии не назревал заговор, никакая опасность не грозила Апопи — Кривой лично в этом удостоверился, всюду побывав, всех расспросив, и теперь мог передохнуть, пожить спокойно недели три на острове Элефантина, благо здесь гиксосы с нубийцами прекрасно ладили, охраняя общими силами первый порог Нила. Впрочем, вдали от Авариса воины понемногу утрачивали сноровку и силу, забывая, зачем сюда посланы.
Не только опытный полководец, но и любой сторонний наблюдатель заметил бы, что здешний гарнизон ни на что не годен, поскольку обленился и даже обзавелся гаремом, хотя прежде водить женщин в казармы было строго запрещено. Жаркие летние месяцы и теплые зимы растопили самые холодные сердца, смягчили самые черствые души. Защитников острова больше занимали плотские утехи и разнообразие вкусных блюд нежели упражнения в воинском искусстве и исправность оружия.