— Нет, сын мой. Мы должны обезопасить южные границы. Существует единственная возможность отбить у царя Неджеха охоту захватывать наши земли: нужно взять крепость Бухен — выставить надежный заслон перед натиском нубийцев.
Камос развернул папирус с приблизительной картой нильских порогов.
— Тогда нам придется плыть до второго порога! Путь неблизкий. Царь Неджех успеет устроить нам не одну засаду, прежде чем мы достигнем крепости. Уцелеет ли наш флот?
— Да, нам предстоит множество опасностей, — согласилась Яххотеп. — Но я горячо надеюсь, что никаких засад на пути нам не встретится. Скорее всего, нубийский властитель свято уверен, что Бухен взять невозможно. Крепость охраняется лучше, чем Гебелен и Элефантина вместе взятые. Нубийцы ее ни за что не одолели бы, если бы комендант-египтянин, подкупленный гиксосами, не оказался предателем.
— Придется снова вносить воинов в кувшинах?
— Не исключаю такой возможности.
— Значит, впереди у нас длительная осада, и еще неизвестно, победим мы или нет. А вдруг в это время Апопи атакует Кусы и перебьет наших воинов?
— И такой возможности исключить нельзя. Если мой план кажется тебе безрассудным, ты вправе отклонить его.
— Кто способен ослушаться царицы Свободы?
— Ты — фараон. Приказывай, твоя воля — закон для меня и для всех твоих подданных.
Камос задумчиво смотрел на зеленую воду Нила.
— Ты Супруга бога, ты вложила всю душу, все свое сердце в дело освобождения Египта. Народ не зря зовет тебя царицей Свободой. Боги с небес указывают тебе путь. Я всего лишь мальчишка. Ты гораздо проницательнее и предусмотрительнее меня. Иногда мне кажется, что ты ясновидящая или воплощение богини, направляющей освободительное войско к победе. Я никогда не стану подчинять тебя своей воле и последую за тобой повсюду.
Газели вернулись в поля, праздник окончился, город затих. Ни один воин не опоздал к отплытию в Нубию, хотя у многих трещала голова после обильных возлияний. И по правде сказать, отплывающие завидовали оставшимся, тем, кого определили в гарнизон освобожденной Элефантины.
Хранитель печати Неши приблизился к фараону.
— Все готово, государь. Трюмы заполнены провизией и оружием. Я лично проверил, чем нагружена каждая барка.
— Ты чем-то встревожен?
— Твои люди сильно напуганы, государь. Жители Элефантины наговорили им ужасов про черных воинов, свирепых, будто хищные звери. И про то, что Нубия кишит колдунами, насылающими проклятия, от которых нет спасения. И еще, будто эти пышущие жаром пески напоминают о той поре, когда Ра послал свое солнечное око истребить все живое. Если ты откажешься от безумной затеи завоевать Бухен и вернешься назад, все будут счастливы.
— И ты тоже, Неши?
— Нет. Твоя мягкотелость меня раздосадует, а грозные последствия нерешительности — встревожат.
— Разве так говорят с царями, Неши?
— Я не умею льстить и подлаживаться. Ты назначил меня хранителем печати, чтобы я обнародовал твои указы. Если указ царя мне не нравится, я говорю об этом прямо. А если тебе не нравится моя прямота, замени меня более сговорчивым советником.
— Заменю, если перестанешь быть искренним.
— Я не знаю, как побороть страх, одолевающий наше войско.
— По приказу царицы мастера Элефантины изготовили невиданное оружие. Быть может, это всех приободрит.
Прекрасная, будто богиня Мут, Яххотеп появилась в длинном зеленом одеянии и сверкающей диадеме, украшенной цветами. За ней следовали мастера с тяжелыми корзинами. Царица обратилась к воинам освободительного войска:
— Нам предстоит сразиться с грозным противником. Нубийцы беспощадны в бою, а впереди у нас еще неприступная крепость Бухен. Однако магия поможет одолеть врагов. Глядите: на этом оружии начертаны знаки, ослабляющие их мощь.
Царица вынула из корзины деревянный бумеранг и показала его египтянам. Все увидели изображения бдящего ока, кобры, коршуна и шакала.
— Око предупредит нас об опасности, кобра отвратит ее, коршун и шакал сладят со злотворными духами пустыни. Глава каждого отряда получит такой бумеранг — надежный оберег для себя и своих подчиненных. Бумеранги с такими же знаками, но выточенные не из дерева, а из кости будут прикреплены к мачтам наших кораблей, чтобы плавание прошло удачно.
Гребцы и воины вздохнули с облегчением. Царица Яххотеп еще ни разу их не обманула. Хорошо, что ей в который раз удалось уберечь их от сглаза и злых чар.
Матросы с охотой взялись ставить паруса, крепили их к реям, всем весом налегая на канаты. Дело не из легких, даже если есть сноровка. Однако придирчивые суровые капитаны остались довольны: ни единой оплошности. Казалось, паруса расправились сами, как крылья.
На передовом судне семеро дюжих парней буквально повисли на толстых канатах, крепя парус к верхней рее. Восьмой вскарабкался на самый верх мачты, чтобы им помочь. Маленькую обезьянку забавляла вся эта суета. Она забралась выше всех, корчила сверху уморительные рожи и пронзительно кричала, поддразнивая матросов.
Весельчак Младший громко залаял, призывая к порядку шалунью, которая разошлась сверх всякой меры. Обезьянка поняла, съежилась на верхней рее и притихла.
Сам фараон, ловко управляя рулевым веслом, вывел судно в фарватер, придерживаясь которого они без труда миновали подводные скалы и мели близ первого порога Нила и вышли на середину реки.
Передовое судно медленно скользило по глади вод. Кормчий, как всегда, мерил глубину длинным шестом с вилообразным наконечником.
Отрешенный и сосредоточенный, он чувствовал дно так, будто ощупывал его не шестом, а рукой. Всем существом откликаясь на малейшее изменение течения, на каждую впадину или выступ, он сознавал, что не вправе ошибаться.
Царица заметила, как напряженно он вглядывается в глубину реки, каждую минуту ожидая подвоха. Его лоб перерезали две вертикальные морщины. Теперь Яххотеп смотрела, не отрываясь, на солнечные блики, пляшущие на воде, и молилась Хапи, богу стремительного Нила, прося милости и покровительства военному флоту освободительного войска.
Подходя к корме передового судна, Усач заметил, что его другу Афганцу нездоровится. Лицо приобрело зеленоватый оттенок, лоб покрылся потом.
— Похоже, ты не слишком-то любишь качку!
— Сделай милость, отвернись!
— Не стесняйся, Афганец! Перегнись через борт. Стошнило, и ладно. Впереди у нас длительная прогулка по реке и приятные встречи с кровожадными нубийцами, ничего страшного! Будем надеяться, что иногда, на твое счастье, мы будем общаться с ними на берегу. Вот увидишь, тебе полегчает!
Афганца выворачивало наизнанку, он не мог поддерживать дружескую беседу и достойно ответить на издевательства Усача. А тот продолжал в том же духе:
— Успокойся, голубчик. Говорят, в Нубии течение Нила замедляется. Подарок судьбы, специально для изнеженных слюнтяев вроде тебя. Постой-ка… Впереди еще порог! Сейчас нас слегка встряхнет. Только не смотри вниз! Как бы наша посудина не зачерпнула воды!
Мало-помалу морщины на лбу кормчего разгладились. Он по-прежнему сосредоточенно мерил глубину, но стал заметно спокойнее, тревога исчезла.
Яххотеп отвела взгляд от поверхности реки и с удивлением увидела освещенные ярким солнцем пальмы по берегам.
— Эй, Афганец! — радостно завопил Усач. — У меня добрая весть для тебя! Мы приплыли в Нубию!
26
Русло реки сузилось, пальмы тесно обступали его: стволы поднимались у самой воды, вершины тянулись к солнцу. Могучие вековые пальмы, приносящие зараз по тридцать мер фиников каждая, плодоносили с июля по сентябрь во время разлива Нила. Финики спасали жителей Нубии от голода в засушливое время года. Росли здесь и необычные пальмы дум, чьи высоченные стволы разветвлялись, и не единожды, причем каждый был увенчан лиственной короной, дававшей живительную тень. Мякоть их красно-коричневых плодов оказалась сладкой, очень приятной на вкус, а внутри орехов египтяне обнаружили прохладную жидкость, прекрасно утолявшую жажду. Усачу она пришлась по вкусу.