“Как ты смотришь на то, чтобы вернуться в поле, Кортни?- спросил он ее. - Ничего тайного. Я хочу, чтобы вы отправились в Германию и разыскали группу наших людей.”
“Мне бы этого очень хотелось, сэр.”
- Думал, что никогда не спрошу, а? Ну, вот такая ситуация . . .- Он подошел к висевшей на стене карте, на которой булавками были обозначены позиции нацистских лагерей, расположение которых было известно союзникам. С каждым ужасным открытием, сделанным наступающими армиями, количество булавок увеличивалось. Губбинс выбрал один к северу от Берлина, к востоку от нынешних передовых позиций британской армии.
“Это место называется Заксенхаузен. Он был создан нацистами перед войной для размещения своих политических заключенных: коммунистов, либералов, пацифистов, инакомыслящих всех мастей. С тех пор как началась война, они использовали его, среди прочего, для размещения политических заключенных из стран, которые они захватили—лидеров партий, враждебных национал—социализму, и тому подобное-а также некоторых наших парней. Вот тут-то и вступаешь ты. У них есть несколько наших людей, англичан и датчан, а также агенты SIS и несколько военных типов, которые разозлили их своими настойчивыми попытками сбежать из лагерей военнопленных.
- Двое заключенных, включая одного из наших, называются Черчилль. Никакого отношения к Уинстону, но немцы этого не знают. В любом случае, есть много людей—в доме номер 10, на Бродвее и в других местах—которые хотят, чтобы наши люди вернулись. Но есть и осложняющий фактор . . .”
Карта подсказала Шафран, что это такое. “Вы имеете в виду русских, сэр?”
“Да. Мы полагаем, что они освободят Заксенхаузен сегодня или завтра, если еще не сделали этого. Но "освобождение" - это не то слово, которое подходит для того, что делают русские. В определенных кругах бытует мнение, и я с ним не спорю, что скоро мы поменяем одну войну с подлым диктаторским режимом, стремящимся к мировому господству, на другую, столь же ужасную.”
“Боже. . . . Неужели мы никогда не сможем жить в мире?”
- Будем надеяться, что так. А пока мы не хотим, чтобы наши люди попали из рук немцев прямо в руки русских. Я хочу, чтобы ты полетела в Германию. Наши ближайшие к Заксенхаузену части состоят из двенадцати корпусов. Я хочу, чтобы вы добрались до дивизионного штаба их передовых частей. Приложи ухо к земле. Узнайте, как лежит земля . . . К тому времени, как вы туда доберетесь, мы будем в двух шагах от русских. Если вы найдете способ установить с ними контакт, тем лучше. Если вы сможете добраться до Заксенхаузена, это будет лучше всего. Проявите инициативу.”
- Да, сэр, - ответила Шафран, не в силах сдержать улыбку. Только теперь, когда ей представилась такая возможность, она поняла, как сильно соскучилась по приключению - быть в действии, а не наблюдать за ним издалека. “Могу я обратиться к вам с просьбой, сэр?”
“Это зависит от того, что это такое.”
“Было бы очень полезно, если бы у меня были какие-то доказательства моей добросовестности и важности моей миссии. Я уверена, что если бы я была солдатом, занятым попытками закончить войну, и какая-то незнакомая женщина появилась в моем штабе, отвлекая меня разговорами о лагерях для военнопленных и захваченных важных персонах, я бы соблазнился сказать ей, чтобы она бежала вприпрыжку.”
Губбинс улыбнулся. “Ты не первая, кому пришла в голову такая мысль. Здесь. . .”
- Он протянул ей небольшую папку в кольцевой обложке. В ней лежали два документа, напечатанные на заглавной бумаге с Даунинг-стрит, 10, каждый в прозрачной пластиковой обложке. На одном из них было написано короткое заявление, в котором говорилось, что капитан Шафран Кортни выполняет миссию государственной важности, пытаясь вернуть пленных, захваченных эсэсовцами, и что ей будет оказана вся необходимая помощь.
Оно было подписано: "Уинстон С. Черчилль".
- Вот это да, - сказала она. - Это должно сработать.”
“Хотелось бы на это надеяться. Второй лист дает то же самое сообщение на русском языке.”
Шафран изучила страницу с непонятным кириллическим шрифтом.
“Я попросил одного парня из нашего чешского отделения взглянуть на него, - заверил ее Губбинс. - Он читает по-русски и заверил меня, что в этом есть смысл.”
“Когда я уезжаю?”
- Первым делом завтра, от Дакоты из Королевского военно-морского флота Нортхолта. Двенадцать корпусов знают, что ты придешь, так что тебя кто-нибудь встретит. Я хочу, чтобы ты держал меня в курсе происходящего. Кодируйте все сообщения, как обычно. Война почти закончилась, но мы не можем быть слишком осторожны. Одно предупреждение: мне сказали, что погода в Центральной Европе в этом году не по сезону холодная. Оденься потеплее. Тебе будет предоставлена небольшая сумма американской валюты. Доллар будет самой полезной валютой в Германии на данный момент. Но используй его разумно и учитывай каждую его часть. Вы можете носить оружие для вашей личной защиты. Оружейник выдаст вам служебный револьвер и кобуру. Надеюсь, вы не обязаны им пользоваться.”