Его остроумие не нашло отклика. Офицер раздраженно вздохнул, глядя на свою неблагодарную аудиторию. - Ради бога, успокойтесь . . . Это бордель в Дахау.”
Их поместили в одиночную камеру, заперли в комнатах, которые когда—то занимали лагерные шлюхи, и в каждой из них стояла невообразимая роскошь кровати - простой металлический каркас со скрипучими пружинами и матрасом из конского волоса,-которая показалась Герхарду раем после тесных рабских коек Заксенхаузена. Еда была лучше, чем Герхард ел за последние месяцы: утром - целая булочка, на обед - суп, в котором иногда плавали кусочки моркови или картофеля, а вечером-гречневая каша, усеянная кусочками Хрящеватого жирного мяса.
Герхарду не требовалось никаких сознательных мыслей, чтобы заставить его есть. Его тело требовало этого. Но его физическое состояние ухудшалось по мере того, как тиф, убивший так много его товарищей по заключению, овладевал им. Все тело болело. Его охватил обжигающий пот, за которым последовал стучащий зубами озноб. Но когда через несколько дней ему вдруг приказали убираться, он все еще был достаточно силен, чтобы, спотыкаясь, выйти из борделя и медленно, мучительно следовать за остальными через лагерь туда, где стояла пестрая колонна грузовиков и старых автобусов.
Ожидали еще несколько заключенных: около сотни, примерно треть из них - женщины, которые уже были в Дахау, когда прибыл транспорт из Заксенхаузена. Некоторые были так же истощены, как Герхард, но большинство, как и заключенные из специального лагеря в Закенхаузене, просто выглядели худыми по обычным стандартам. На взгляд Герхарда, они казались завидно пухлыми и упитанными. Он слышал, как говорят на нескольких языках. Некоторые из них, такие как английский, французский, итальянский и русский, он узнал. Другие были менее знакомы.
Их загнали в вагоны, и Герхард очутился в одном из автобусов. Сиденье было жестким, и его колени упирались в спинку переднего сиденья. Но после обнищания фургонов и грузовиков, доставивших его в Дахау, он не жаловался.
Машины ехали на юг, и каждую из них охраняли вооруженные эсэсовцы. Но их присутствие не отпугивало пассажиров, которые шепотом обменивались информацией о себе, проходя по автобусу, когда охранники не смотрели.
Герхард узнал, что среди заключенных, с которыми он путешествовал, были бывшие премьер-министры Франции и Австрии, а также мэр Вены и другие политические, военные и промышленные деятели. Было также почти сорок “родственников заключенных”, как нацисты называли жен и родственников мужчин, участвовавших в заговоре против Гитлера 20 июля.
Был один слух, который распространился быстрее, чем любой другой по всему конвою. Дежурные офицеры были подслушаны, когда получали последние приказы, как раз перед тем, как покинуть Дахау. Один из этих приказов гласил: "Если в какой-то момент вашего путешествия вам угрожает опасность быть захваченным врагом, убейте всех пленных.”
Герхард слышал, как двое мужчин за его спиной говорили по-английски, пытаясь решить, правда это или нет.
“Это не имеет смысла, - пробормотал один из них, понизив голос, чтобы охранники не могли его услышать. “Почему они держали нас в живых все это время, только чтобы убить?”
- Потому что война проиграна. У нас больше нет никакой пользы для них.”
“В таком случае, почему они еще не убили нас?”
“Даже не знаю. Все, что делают эти животные, не имеет никакого смысла.”
- Я говорю, что мы им полезны. Мы - разменная монета. Они будут угрожать нам, чтобы заставить наши страны дать им то, что они хотят. Но они не убьют нас. Я в этом уверен.”
Теперь англичанин говорил чуть громче. Это был единственный способ он мог сам слышал из-за звука кашля Герхарда.
***
Самолет "Арадо", доставивший Конрада фон Меербаха на свободу, приземлился, как и планировалось, на аэродроме близ Жироны в северо-восточной части Испании, менее чем в пятидесяти километрах от французской границы. Конрада встретила депутация офицеров из бригады политико-социальной, или БПС, подразделения тайной полиции, созданного испанским диктатором генералом Франко в 1941 году. Гиммлер был рад ответить на просьбу Франко о помощи, и БПС была создана и обучена с помощью советников СС. В результате БПС был только рад отплатить ему тем же и помочь Конраду в трудную минуту.
- Madre de dios!- воскликнул старший офицер БПС, когда Конрад вышел из "Арадо". Он перешел на немецкий, которому научился у своих инструкторов, и сказал: "Поздравляю Вас, граф - какой самолет! Какое свидетельство немецкого гения!”