И всё же ей польстило, что он прочитал её письмо. Это означало, что в её предложениях больше силы и масштаба, чем она предполагала.
Она надеялась, что Рейка тоже прочитала письмо, но, не получив ответа, ей пришлось поверить в худшее – что Рейка считает её наивной и глупой. Иногда Крайер недоумевала, не того же ли мнения о ней и отец. Он так долго отказывал ей.
Но Рейка всегда проявляла некоторую слабость к Крайер. Как самый давний член Красного Совета, Рейка всегда была неотъемлемой частью жизни Крайер. Она довольно часто бывала во дворце. Когда Крайер была моложе, Рейка привозила ей маленькие подарки из своих путешествий: флаконы со сладко пахнущим маслом для волос, музыкальную шкатулку размером с ноготь большого пальца, странное тёмное лакомство – засахаренный камень-сердечник.
Крайер стала считать её за крёстную из книг для человеческих детей. Она не могла сказать этого Рейке или кому-либо ещё, настолько это была слабая и расплывчатая идея. Так что она просто подумала об этом про себя, и ей стало тепло.
– Что ж... – Кинок шагнул немного вперёд, свет скользнул по его лицу. Его ноги бесшумно ступали по одеялу из сухих листьев. – Я прочитал ваше письмо дважды. И я согласен с ним. Красные Советники не должны зацикливаться на округах; это приводит к дисбалансу и предвзятости. Вы упоминали об этом отцу?
– Да, – тихо сказала Крайер. – Но вряд ли он меня услышал.
– Всему своё время, – на её удивленный взгляд Кинок пожал плечами. – Нам предстоит свадьба, не так ли? Я на вашей стороне, леди Крайер, как и вы на моей. Верно?
– Верно, – с удивлением для себя сказала она, глядя на него.
Какие новые возможности могут открыться перед ней в этом браке? Уже несколько месяцев она считала брак не более чем затянувшимся политическим манёвром – неприятным, но в конечном счёте терпимым, как вонь гниющей рыбы на морском воздухе.
Ей и в голову не приходило, что она, возможно, обретает не только мужа, но и союзника.
– А коль скоро мы на одной стороне, вам следует кое о чём знать, – сказал Кинок, понизив голос, хотя они были совершенно одни, а вокруг не было никаких живых существ, кроме кроликов и птиц. – Недавно в столице произошёл скандал. Я знаю только потому, что был с советницей Рейкой, когда она узнала об этом.
Крайер засомневалась: ни для кого не было секретом, что советница Рейка ненавидела всех в Движении за Независимость, включая самого Кинока. Но её внимание привлекло другое слово.
– Скандал? – переспросила она. – Какой скандал?
– Диверсия акушерки.
– Что ты имеешь в виду под диверсией? – Крайер широко раскрыла глаза.
Акушерки были неотъемлемой частью процесса. Их создали в помощь мастерам, они являлись связующим звеном между мастером и создателем и помогали новым автомам адаптироваться к миру.
– Что же натворила эта акушерка?
– Подделала шаблоны для ребёнка знатного происхождения. Это катастрофа! Ребёнка создали неправильно. Получилось скорее животное, чем автом или даже человек. Его разум стал диким и жестоким. От него пришлось избавиться ради безопасности семьи дворянина.
– Ужас! – выдохнула Крайер. – Зачем акушерка так поступила? Это же безумие!
Она знала, что не всем людям нравится существующее положение.
– Неизвестно, – ответил Кинок. – Но, леди, вам следует кое-что знать.
В его голосе было что-то странное. Предупреждение? Трепет?
– Это было не первое её творение, – пояснил Кинок, встретившись взглядом с Крайер. – Она десятилетиями работала с аристократами Рабу.
Внутри Крайер, казалось, разверзлась пустота, но она не знала почему.
– Как её звали, скир? – медленно спросила она. – Та акушерка – как её звали?
– Торрас. Её звали Торрас.
Крайер так крепко сжала лук, что дерево протестующе заскрипело, потому что она знала, кто такая акушерка Торрас.
Именно Торрас помогала сотворить и её.
* * *
Как только охота завершилась (два кролика и перепёлка) и они вернулись во дворец, Крайер удалилась в свои покои, снова углубившись в "Справочник акушерки" – тонкую брошюру в кожаном переплёте, на которую наткнулась в прошлом году в книжном ларьке на рынке и купила с такой радостью, что несколько озадачила владельца ларька. Она убедила себя, что рассказ Кинока был выдумкой.
Как можно изменить её Проект? Она же самого высокого происхождения.
И, кроме того, если бы в ней было что-то неправильное и чужеродное, она бы уже знала об этом... не так ли?
* * *
Обязанность человеческой акушерки – заботиться о новом Заказе так, как она бы заботилась о собственном человеческом потомстве. Обязанность акушерки – снабдить новый Заказ камнем-сердечником, подобно тому как вынашивающие ребёнка женщины обеспечивают человеческое потомство молоком. В обязанности акушерки входит обеспечение того, чтобы внутренние системы нового Заказа работали правильно и без неполадок. Новый Заказ должен содержать в себе Четыре Столпа: Разум, Расчёт, Органику и Интеллект. Подобно человеческим темпераментам, эти Четыре Столпа являются основой индивидуальности автома и общества в целом. Обязанностью акушерки является обеспечение того, чтобы новый Заказ выполнялся в соответствии с Проектом Заказчика; в случае обнаружения расхождений акушерка должна подробно сообщить о них Главному Заказчику и старшей акушерке и продолжать ухаживать за новым Заказом до принятия решения. Обязанность акушерки – ставить дальнейшее существование нового Заказа выше своего собственного. Обязанность акушерки – ставить дальнейшее существование нового Заказа превыше всего. В редких случаях, когда правитель отдаёт Приказ о Прерывании при единодушной поддержке Красного Совета, только тогда акушерка подчиняется Закону и прерывает ущербный Заказ. – из "Справочника акушерки", написанного акушеркой Халлой из Акушерни RM437 суверенного государства Рабу
2
Люну убили в белом платье.
Со дня её смерти прошла всего неделя, а её платье, сорванное с тела, висело на самом высоком столбе и всё так же развевалось на слабом ветерке, как некий символ или предупреждение. Теперь платье насквозь пропиталось гнилью и дождевой водой, но некоторые лоскуты, сохранившие изначальную белизну, отражали солнечный свет и бросались в глаза.
Эйла то и дело переводила взгляд на это платье – и каждый раз при этом будто получала удар под дых от того, что случилось с Люной. И теперь, несколько дней спустя, воспоминание колыхалось в памяти других людей, как само платье колышется на летнем ветру. Никто даже не знал, что такого сделала Люна, что гвардейцы правителя её убили.
Эйла продолжила свой путь через рыночную площадь. Обычно она работала в садах дворца правителя Эзода: сеяла семена и собирала спелые яблоки, – но другой слуга слёг с лихорадкой, и Эйле приказали заменить его. На прошлой неделе она с другими измученными слугами вставала с постели посреди ночи, добиралась до ближайшей деревни Калла-ден в добрых четырёх лигах от дворца по опасному скалистому берегу и на рассвете выставляла свой товар на продажу. Это было и так ужасно, но когда на рынке её встречало пустое платье Люны, всё становилось ещё хуже. Это платье было похоже на привидение. Словно бледная рыбка в тёмной воде, оно мелькало по краю поля зрения Эйлы.
Последние четыре года Эйла работала во дворце правителя. Несколько месяцев назад её, наконец, перевели из конюшен в садовники. Иногда она подходила так близко к белокаменным стенам дворца, что чувствовала запах горящего камина внутри, привкус дыма на языке. И всё же... ей никак не удавалось попасть внутрь.
Пробраться туда нужно было любой ценой. И она поклялась проникнуть во дворец, чтобы отомстить – даже если это грозит ей смертью.
Но сейчас Эйла смотрела на рыночную площадь, на толпу изящных, красивых автомов – пиявок – и пыталась скрыть ненависть и отвращение на лице. Никто не покупал цветы у девушки, стоящей с видом, будто она продаёт яд.
– Цветы! – зазывала она, стараясь, чтобы голос звучал непринуждённо. Близился закат, пора заканчивать торговлю, но в корзинке ещё оставалось много нераспроданных гирлянд. – Морские цветы, яблоневый цвет, самая красивая солёная лаванда на всём побережье!
Ни одна пиявка не взглянула в её сторону. Рынок Калла-ден был царством хаоса, втиснутым в площадь размером с амбар. Тут было так шумно, что слышно за пол-лиги. Рыночная площадь представляла собой прилавки торговцев, придвинутые друг к другу в три ряда. Их тележки и корзины ломились от засахаренных фруктов, выпечки, свежевыловленной рыбы и устриц, которые пахли смертью даже под слабым осенним солнцем. Пиявки толпились вокруг корзинок с пылью камня-сердечника, тыкали кончиками пальцев в порошкообразные красные крупинки и подносили их к губам, чтобы проверить качество. Целые куриные или козьи ножки вращались на вертелах и медленно поджаривались, воздух наполнялся дымом, от которого у Эйлы слезились глаза – вино, яблочный сидр и горы разноцветных специй; толпа чумазых, костлявых, отчаявшихся людей предлагала свой товар бесконечному потоку автомов.
И, конечно же, тут были знаменитые солнечные яблоки Эзода, сверкающие, как красные драгоценные камни – малиновые и яркие, как и сам камень-сердечник.
Но большинство автомов, казалось, воспринимали рынок, как бродячий зверинец – Подходите и бесплатно поглазейте на людей. Посмотрите на животных из плоти и костей. Тыкайте пальцем и смотрите на здоровье, как они потеют и визжат, подобно свиньям.