Ашот Свисток нырнул к столу. Роняя тарелки, чашки, нащупал нож. Взобравшись на шкаф, со скрипом и визгом принялся пилить фанерный потолок.
Первым обнаружил восьмое чудо света — в бассейне вырос дом!—садовник Монахов. Рассвело, и соловей выводил чудные рулады. Хлопая себя по белым штанам, Монахов обошел вокруг бассейна. Это тебе не петух в вигваме! Он оглядывался, не идет ли кто в эту сторону? Тогда бы он крикнул: «Чур, мое!».
Из домика на крышу выбрался Ашот Свисток.
- Дед, рот закрой, да! Купаюсь, дорогой! Не имею права, да?
- Товарищ физрук!—только и вымолвил Монахов.
- Отвернись, дед, да! Здесь еще человек есть.
На крышу выбралась Соня, посмотрела на встающее солнце и бросилась в воду. И на берегу зарыдала.
—Тихо, Сонечка, не плачь, не утонет в речка мяч, честное слово,— проводил ее физрук с горькой улыбкой.
- Как же вы дом досюда дотащили? Семьдесят лет живу...
- Два года себе убавил, дорогой, нехорошо,— сказал физрук, примерился и спрыгнул с крыши на землю.
- Там еще кто-нибудь?
- Людей там нет,— сказал Ашот Свисток,— сенокосилка есть, плавает. Не вытаскивай ее, дед, она вредная для природы.
Из домика глухо послышались удары.
- Там человек!— сказал Монахов.— Как же никого, когда стучат!
- Там не человек,— равнодушно сказал Ашот Свисток.— Диверсант против природы.
Монахов подумал и принялся раздеваться. Оставшись в белых кальсонах с завязками, попробовал ногой воду, подумал и бросился в бассейн, как в безоглядный кавалерийский набег.
Он выныривал, отфыркиваясь, снова уходил под воду. И в очередной раз вслед за ним выплыл Черный Фармацевт, держа на голове охапку размокших трав. Они шевелились, словно на Черном Фармацевте сидела медуза.
* * *Смеялись в лагере.
В старших отрядах валялись на полу, в изнеможении колотя ногами. Повара роняли тарелки, утирая слезящиеся глаза. Смеялись в медпункте, хохотали на хоздворе, и даже голуби в небе смешливо хлопали крыльями.
Волна смеха докатилась до кабинета начальника и вдесь застряла.
—Неужели вы никого не узнали, Ашот Иванович?
— Темно, ночь была. И зачем узнавать, когда есть утонувший факт,— удрученно говорил Ашот Свисток.— Дом закрыли, повезли...
- И вы ничего не могли сделать?
- А что мог? Кричать на весь лагерь мог, да?
- Может, чей-то голос знакомый...
- Голос-молос... тонкости не надо. Везут, ничего сделать не могу. Ни кричать, ни ломать...
- Ну хоть кого-то вы подозреваете? Физрук помолчал и покачал головой.
- Никого, честное слово.
Вызвали подъемный кран. Длинной желтой рукой он долго, чтобы вытекла вода, поднимал дом и вынес из бассейна. В доме целый день были распахнуты окна и двери.
Днем просочившийся слушок достиг ушей Диваныча — апачи. Конечно, можно было сразу не гадать и не искать «озорников» на стороне. Начальника душил гнев. Каковы, а!
Он двинулся к саду, собираясь раз и навсегда покончить с ними. Сад никем не охранялся. Начальник дошел до угла и встал. Апачи работали в саду. Прочесывали граблями траву, окапывали деревья. Ашот Шаман большими ножницами равнял зеленую изгородь. В костре чадило старое тряпье, груды коричневых листьев, ветки, сухая трава. Из карьера за лагерем носили песок с искорками слюды, посыпали дорожки. Потом бегом потянулась вереница водоносов. Таскали воду и ведрами, и бачками, и в брезентовых мешках на плече. И где их набрали? Мальчишки с хохотом обливали друг друга холодной водой, носились.
—Улугбек,— позвал начальник.— Бери всех вождей, и ко мне!
В кабинете, когда все расселись, начальник сказал:
—Мы вынуждены попросить тебя уехать из лагеря, Улугбек.
После этих слов он с треском захлопнул окно, в котором торчала голова Гречко.
—И еще кое-кого попросим,— он взглянул на ребят, сидящих вдоль стены.
За столом физрук крутил на пальце свисток. Рядом сидела старшая вожатая. Начальник вернулся на место, но вентилятор не работал, одолевала духота, и он опять вышел, толкнул раму, едва не попав створками по лбу Гречко. Голова Олега с торчащими во все стороны волосами тут же возникла на подоконнике.
—Что скажешь, Улугбек?
Зачем спросил так начальник!.. Эго означало, что он не уверен в своем решении, не тверд. Старшая вожатая перестала перебирать бумаги в своей папке и поторопилась вмешаться.
—Говорить они умеют, соловьями заливаются!
Вожди сидели одним рядом, полуобнаженные, в перьях и чувствовали себя не очень уютно в таком виде. Все ж это кабинет, где сверкает горн на подставке и висят вымпелы на стенах, а не костер в саду. Пятеро вождей, если присмотреться внимательно, сидели чуть в сторонке, на самую малость, но обособленно.