— Собирайте вещички! Дело дрянь! Где ваш командир?
Взглянув на погоны маленького лейтенанта, Файнхальс подумал: «Сапер, подрывник, наверно». Он указал на мост и ответил:
— Там он, на мосту.
— Благодарю, — кивнул лейтенант и крикнул солдату в машине: — Подготовь все пока! — и пустился бегом к мосту.
Файнхальс пошел следом. Приехавший майор в коричневом мундире внимательно осматривал мост, Дойссен давал разъяснения, а он понимающе кивал и даже одобрительно покачивал головой. А потом вместе с Дойссеном они не спеша вернулись. Но Дойссен скоро вышел из дома Темана, в руках у него был чемодан и все тот же гаечный ключ.
Мюк вернулся с двумя пулеметчиками, саперным лейтенантом и артиллерийским унтер-офицером, который был без оружия, весь в грязи и едва держался на ногах. По лицу его градом катился пот, он был без фуражки и без вещей и никак не мог успокоиться, все показывал на лес и на высившиеся над лесом горы. Со стороны шоссе ясно слышался гул моторов. Маленький лейтенант кинулся к своей машине и крикнул:
— Скорей! Скорей!
Сидевший в машине солдат быстро вытащил несколько серых жестянок, какие-то картонные коробки, связку проводов. Лейтенант посмотрел на часы.
— Семь, — сказал он, — у нас еще десять минут в запасе, — он переглянулся с Мюком, — ровно через десять минут мост взлетит на воздух. Сорвалась контратака!
Файнхальс медленно поднялся по лестнице, собрал вещи, взял винтовку, потом спустился, сложил все на крыльце и пошел обратно в дом. Обе женщины, все еще полуодетые, переругиваясь, метались из комнаты в комнату и тащили оттуда все, что попадет под руку. Файнхальс посмотрел на Мадонну; у ее ног увядали цветы. Он осторожно вытащил увядшие стебли, остальные, еще свежие цветы собрал в букет и взглянул на часы. Было десять минут восьмого, из-за реки ясно доносился шум приближающихся машин, они, наверно, уже миновали деревню и вошли в лес. Все собрались на дворе в полном снаряжении. Лейтенант Мюк записывал в свой блокнот сведения о личности артиллерийского унтер-офицера, который сидел перед ним на скамье, все такой же измученный и растерянный.
— Шнивинд, — назвался унтер-офицер, — Артур Шнивинд… Девятьсот двенадцатый артполк.
Мюк кивнул и сунул блокнот в планшетку. В этот миг маленький саперный лейтенант и солдат ворвались во двор с криком:
— Ложись! Все — ложись!
Все кинулись на землю, стараясь поскорей отползти к дому, стоявшему наискосок от моста. Саперный лейтенант успел еще раз взглянуть на часы — и мост взлетел на воздух. Грохот оказался не слишком сильным, обошлось и без свиста осколков, сначала послышался треск, потом раздался взрыв, не сильней, чем от связки гранат. Проезжая часть моста тяжело рухнула в воду. Подождав еще с минуту, маленький лейтенант сказал:
— Порядок!
Все поднялись и посмотрели на то, что осталось от моста, — бетонные быки еще стояли, но проезжая часть моста и пешеходная дорожка были взорваны начисто, лишь на другом берегу повисла над водой часть перил.
Шум моторов слышался уже совсем близко, потом вдруг все стихло — должно быть, танки остановились в лесу.
Маленький саперный лейтенант влез в машину, повозился у руля и крикнул Мюку:
— А вы чего ждете? Вам ждать здесь не приказано!
Он козырнул, и серый, зашлепанный грязью автомобильчик тронулся с места.
— Становись! — крикнул лейтенант Мюк.
Они построились на шоссе. Мюк постоял немного, выжидающе посматривая то на дом тетушки Сузан, то на дом Темана, но двери обоих домов были закрыты, не выглянула ни одна живая душа. Слышался только женский плач, на этот раз плакала тетушка Сузан.
— Шагом марш! — скомандовал Мюк. — Шагом марш! Идти вольно!
Мюк шел впереди солдат, на лице его застыло убийственно серьезное выражение. Он смотрел, казалось, куда-то вдаль, в далекую даль, быть может, в прошлое.
Файнхальс удивился, увидев, какое обширное хозяйство у Финка. На улицу выходил только узкий фасад старинного дома с вывеской — «Финк. Винный погреб и гостиница. Основаны в 1710 году». Ветхая лестница вела в трактир, слева от двери было одно окно, справа два, и возле крайнего окна справа — въезд во двор: шаткие, окрашенные зеленой краской ворота, неширокие, как у всех здешних виноделов, — в такие ворота телега въезжает с трудом.