— Дело дрянь, — шепнул он Файнхальсу, — что тут случилось?
— Вино у него в чемодане было, — так же шепотом ответил Файнхальс. — Эй, послушай, — негромко окликнул он Финка. Темная, скрюченная фигура возле чемодана не шелохнулась.
— Черт возьми! — тихонько сказал лейтенант. — Неужели…
Файнхальс прополз два шага, отделявшие его от Финка; ткнувшись головой о его сапог, он подтянулся на локтях еще ближе. Они были в узкой, словно ущелье, ложбинке, свет от горящего стога не проникал сюда, но весь луг уже охватило яркое зарево.
— Послушай, — опять тихонько позвал Файнхальс. В нос ему ударил приторный аромат пролитого вина. Его руки наткнулись на стеклянные осколки, он быстро отдернул их, а потом осторожно ощупал Финка с ног до головы и поразился малому росту унтера — он был щуплый, коротконогий.
— Эй, отзовись, друг, — снова окликнул он Финка, но Финк не отвечал.
— Ну что? — спросил подползший тем временем лейтенант. Файнхальс продолжал ощупывать, его рука окунулась в кровь, он почувствовал, что это уже не вино, а кровь.
Отдернув руку, он тихо сказал:
— Кажется, мертв. Большая рана на спине, кровь хлещет… Фонарик есть у вас?
— Есть. Выдумаете…
— Может, вытащим его на луг?..
— Вино, — сказал лейтенант, — полный чемодан вина… Зачем оно ему понадобилось?
— Для столовой, наверно.
Финк был не тяжелый. Пригнувшись, они перешли через дорогу, потом взобрались по травянистому откосу на луг и уложили его лицом вниз. Спина Финка почернела от крови. Файнхальс осторожно повернул его и впервые увидел лицо Финка — нежное, удивительно тонкое, еще влажное от пота. Густые черные волосы прилипли у него ко лбу.
— Бог ты мой! — воскликнул Файнхальс.
— Что там?
— Его ударило спереди, в грудь. Осколок с кулак величиной.
— В грудь, не в спину?
— В грудь! Он, видно, стоял на коленях возле своего чемодана.
— На коленях? По уставу так не положено, — усмехнулся лейтенант, но собственная шутка пришлась ему не по душе. — Заберите у него солдатскую книжку и опознавательный жетон!
Файнхальс расстегнул окровавленную гимнастерку и стал осторожно ощупывать шею Финка, пока рука его не набрела на кусок окровавленной жести. Солдатскую книжку он нашел сразу, она лежала в левом нагрудном кармане и не намокла.
— Черт возьми! — услышал он за спиной голос лейтенанта. — Чемодан и сейчас еще тяжелый. — Лейтенант поволок чемодан через дорогу, ухватив за ремень и винтовку Финка.
— Взяли вещи? — спросил он у Файнхальса.
— Да.
— Ну, тогда пошли дальше.
Лейтенант, приподняв чемодан за край, тянул его за собой. Когда они выбрались из ложбинки, он шепнул Файнхальсу:
— Держите левей, к каменной ограде! И чемодан подталкивайте! — Он пополз вперед по невысокому откосу, Файнхальс медленно полз за ним следом, подталкивая чемодан. У ограды, которая пересекала им путь, они встали на ноги и огляделись. От горящей копны шел яркий свет, и они могли теперь видеть друг друга. На мгновение взгляды их встретились.
— Как ваша фамилия? — спросил лейтенант.
— Файнхальс.
— Брехт! — отрекомендовался лейтенант и смущенно усмехнулся. — Должен сознаться, что зверски хочу пить.
Он склонился над чемоданом, оттащил его в сторону, туда, где трава была погуще, и осторожно опрокинул. Тихонько звякнуло и задребезжало стекло.
— Вот дела! — воскликнул Брехт и поднял уцелевшую пузатую бутылочку. — Токайское!
Этикетка, влажная от крови и пролитого вина, расползлась под рукой. Файнхальс смотрел, как лейтенант осторожно вынимает из чемодана куски стекла. Бутылок пять как будто уцелело. Брехт вытащил из кармана перочинный нож, откупорил одну и стал пить.
— Чудо вино! — сказал он, отняв ото рта бутылку. — Хотите?
— Спасибо! — ответил Файнхальс. Он взял бутылку и сделал глоток — вино показалось ему слишком сладким, он вернул бутылку и еще раз поблагодарил.
Русские минометы снова ожили, но теперь они перенесли огонь в глубину деревни. Вдруг где-то рядом застрекотал пулемет.
— Слава богу, — сказал Брехт, — я уж думал, что им тоже крышка! — Осушив бутылку до дна, он отшвырнул ее, и она покатилась в овраг. — Нам нужно пробираться влево от этой стены.
Сверху копна полыхала ярким пламенем, но нижний слой еще только тлел. Сыпались искры.
— Вы как будто человек разумный, — сказал лейтенант.
Файнхальс молчал.
— И, стало быть, понимаете, — продолжал лейтенант, откупоривая вторую бутылку, — что все это дерьмо. Все! Вся эта война!
Файнхальс молчал.
— Дерьмо, да и только! Конечно, выигрывая войну, так не скажешь. А вот про эту войну — прямо скажу, что она препохабная!
— Да, — подтвердил Файнхальс, — похабная война, что и говорить. — Частые пулеметные очереди где-то совсем близко раздражали его. — Где у вас стоит пулемет? — спросил он приглушенно.
— Вон там, где кончается каменная ограда. За стеной. Тут усадьба. А пулемет я поставил позади дома.
Пулемет дал еще несколько коротких отрывистых очередей и умолк. В ответ застрочил русский пулемет, они услышали винтовочные выстрелы, а потом немецкий и русский пулеметы строчили одновременно, и вдруг наступила тишина.
— Дерьмо все это! — сказал лейтенант.
Копна догорала, пламя опало, слегка потрескивало обуглившееся сено, темнота быстро сгущалась. Лейтенант протянул Файнхальсу бутылку. Файнхальс отрицательно качнул головой.
— Спасибо, не по мне вино, слишком сладкое! — сказал он.
— Давно в пехоте? — спросил лейтенант.
— Да, — ответил Файнхальс, — четыре года.
— Нет, подумать только, — воскликнул лейтенант, — нелепость какая! А я-то ведь в пехотном деле мало смыслю, на практике и вовсе ничего. Я прямо говорю об этом, тут не соврешь. Я летчик-истребитель, два года учился, недавно закончил училище. Подготовка моя влетела государству в копеечку, можно было выстроить несколько хорошеньких коттеджей за такие деньги. И все это только для того, чтобы теперь я рыл носом землю в пехоте, отдал богу душу и с полной выкладкой на горбу вознесся прямо в рай? Дерьмо! Верно я говорю? — И Брехт опять приложился к бутылке.
Файнхальс молчал.
— Что тут сделаешь, если противник сильней, — упрямо продолжал лейтенант. — Еще два дня тому назад мы были в двадцати километрах отсюда, а кругом все трубят, что мы не отступаем. Как это в уставе сказано: немецкий солдат не сдает занятых позиций, он стоит насмерть?! — или что-то в этом роде. Но кто теперь этому верит? Я не слепой и не глухой, — заключил он серьезным тоном, — что дальше делать?
— Придется, наверно, драпать, — отозвался Файнхальс.
— Вот именно, — драпать! Превосходно! — негромко рассмеялся лейтенант. — В нашем добром прусском уставе есть пробел — в боевой подготовке не предусмотрено отступление. Вот и приходится осваивать его на практике. Наверно, наш устав единственный в мире, в котором ничего не говорится об отступлении, а только об активной обороне, но их уже не остановить никакой активной обороной. Пошли!
Брехт сунул две бутылки в карманы.
— Пойдемте, — сказал он, — пойдем опять на эту распрекрасную войну! Господи, и дотащил же он сюда вино, бедняга!
Файнхальс побрел за лейтенантом. Обогнув ограду, они услышали топот бегущих им навстречу людей. Они были уже совсем близко. Лейтенант отскочил назад, за угол, взял на изготовку автомат и шепнул Файнхальсу:
— Имеем шанс заработать бляху на грудь!
Но Файнхальс видел, что он дрожит.
— Черт! — опять шепнул лейтенант. — Придется и впрямь воевать!
Топот приближался, слышно было, что люди за стеной уже не бежали, а перешли на шаг.
— Чепуха, — тихо сказал Файнхальс, — это не русские.
Лейтенант молчал.
— Зачем бы русским понадобилось бежать и так шумно топать…
Лейтенант все молчал.
— Это же ваши солдаты, — сказал Файнхальс.
Шаги слышались уже совсем рядом. Бежавшие обогнули ограду. И хотя по очертаниям касок было ясно, что это немцы, лейтенант негромко крикнул:
— Стой! Пароль!