— Да вроде. А что?
— Обычно ломаются. Подельники никогда не воруют по новой вместе…
Тем временем пацаны в камерах начали обычный концерт. Завели все вместе нестройно:
«На крутом косогоре стоит крест деревянный…»
Срок содержания под стражей продлевали в Восточном Иерусалиме на улице Салах-эт-Дина в Окружном суде. Автозака для арестованных, как в России, тут не было, роль «воронка» выполнял микроавтобус с отгороженным решеткой отсеком для конвоя в «задке».
Гии надели браслеты еще в камере. У порога добавили еще ножные кандалы.
— Давай! — напутствовал Илья. — В суде железо сымут — тогда решай! Может, чего сможешь!
К этому времени они стали своими. С Ильей можно было сидеть, пока поступали колеса от врача. Иногда только на него находило: «Знаешь, блин, кто я? Кликуху слыхал Хатуль Закен? Старый Кот? Это я! Меня вся израильская мафия боялась!»
— Не бзди! — крикнул он Гии напоследок. Микроавтобус подали к самым дверям изолятора временного содержания.
Двое полицейских устроились за решеткой по обе стороны от входа. Жалюзи на окнах позволяли видеть двор. Ничего необычного внутри Русского подворья не происходило.
У главного здания автобус остановился. Полицейские вышли. У них были какие-то дела. Заперли за собой обе дверцы — в перегородке и в кузове. Железо с Гии не сняли…
Вернулись они скоро и не одни. Кто-то шел в середине. Гия не мог рассмотреть. Один из полицейских поднялся в кузов, открыл замок, снова подался назад…
— Борька, блин!
— Гия!
Заорали.
Ткнулись ладонями, насколько позволяли наручники.
— Японский бог! Чем тут пахнет? — Борька принюхался.
Красноглазый, веснушчатый, с бледным лицом. На нем была клетчатая рубашка, в которой его проводили на курсы электросварщиков.
— Мазут. Машина новая…
— Да нет. Это солидол. Вике звонил?
— Не разрешил Роберт Дов. Я в несознанке.
— Я подписал.
— Мне показали видеозапись.
— Я чего-нибудь не так сказал?!
— Сказал и сказал…
— А ты?
— Я говорю: «Его не знаю…»
— Все без пользы. Как у тебя? Я тут Ленке звонил. Что-то произошло. «Боря, я спешу. Нет базара…»
— Суки…
— Сижу ни за что! Из-за ее прикола! Следователь дал нам поцеловаться. Я вцепился, чуть ей губу не оторвал…
— Жвачки хочешь?
— Дай две штучки… С кем ты сидишь?
— Я со Старым Котом… Держи!
— Спасибо. Хатуль Закен? Ребята говорят: «Будь осторожнее с ним!» Он может стучать следователю!
— Я даже не верю, Борька, что мы с тобой вместе!
— Я тоже. Мы там в камере поем: «Ой, мама! Как прошла незаметно жизнь…» Знаешь?
— «Что ж ты, мама, не зажигаешь огня?..»
Ехать было недалеко.
В арабском квартале исчезли вывески на иврите. У Шхемских ворот Старого города шумел восточный
базар.
— Давай, Гия, споем эту: «Их чекисты поймали, на расстрел повели…»
Песня была грустная. Гия подхватил:
— «И по трупам, как по тряпкам ненужным, шесть чекистов прошли…»
Машина остановилась у здания суда на жаркой улице. Полицейские открыли дверцу, парни выпрыгнули один за другим, стреноженные.
Внизу, в арестантской, не задержались. Мимо буфета с картой Израиля, сделанной со спутника, их повели наверх…
Судья сидел в зале заседаний на втором этаже на председательском месте за компьютером. Второй компьютер стоял перед секретарем. Судья на экране своего следил за тем, что набирает секретарь.
Процедура заняла не более трех минут.
Судье было достаточно пристального взгляда, брошенного на каждого. Срок содержания под стражей был немедленно продлен.
Потом они снова оказались в машине.
Борьке, как приехавшему из тюрьмы Беер-Шевы, принесли обед в фирменной пластмассовой упаковке.
— Как в самолете… Будешь?
— Нет, я не хочу. — Гию обед ждал на Русском подворье. — Сосиски соленые?
— Точно. Но есть можно. Макароны ничего…
На обратном пути ни о чем таком не говорили. Обсудили девку — секретаря суда:
— Видел, как у нее джинсы на ляжках?
— Сейчас лопнут!
Борька вспомнил:
— Если хочешь — могу дать телефон Зойки! Познакомились перед спектаклем Виктюка у «Жерар Бахар». Малолетка. А задница, все остальное…
— Напиши мне на руке…
Борька вывел ручкой.
— Она из Писгат Зеев. Сейчас переехала в Пат. Рядом!
— Рядом! В другом временном пространстве. Мы когда туда попадем? Поскольку нам тогда будет?!
— Ладно. Смотри! — Борька уткнулся в стекло. — Да не там! Все, проехали! Бюстгальтер как бронежилет…
— Девки тут что надо. Как тебе эта?
Пышногрудая молоденькая солдатка с толстым задом, к сваливающихся штанах, волокла на плечах огромный рюкзак и еще автомат.
— Хоть бы такси взяла…
— И тебя обратно в суд!
— Тебя следователь спрашивал про деньги нищего?
— Ну! Я говорю: «Не видел!» — «Может, Боря взял?» — «Не знаю!»
— Мне нужно что-нибудь на ноги. «Доктор Мартине»…
— Смотри, чтобы не облажали. У фирменного «Мартинса» желтый шов между подошвой и верхом…
— Подъезжаем, падло!
Впереди был Успенский собор. Семь крестов в голубом, без единого облачка небе. И дальше закрученная спиралью колючка на крыше тюрьмы…
— Так и не поговорили. Ты подпишешься на 15 лет?
— А что делать? Все у них в руках…
— Отпечатков пальцев наших нет!
— Они на это не смотрят…
— А я говорю, что не знаю. В доме у вас не был… Пашку с Арье никогда не видел…
— Думаешь, лучше?
— Не знаю…
— Гия, выходи! — крикнул полицейский.
Гию завезли на Русское подворье.
— Иду, Эли!
Полицейские, тюремщики, следователи, арестованные — всех называли только по именам на этой земле…
— Ничего не знаю! Может, тоже придется подписывать. Куда денешься! Не на пожизненное же идти! Верно?
— Пока, братан…
Они поцеловались.
Запели, не сговариваясь:
«Что ж ты, мама, не зажигаешь огня?..»
Роберт Дов при прослушивании записи, сделанной в машине, не преминул отметить:
— «Как выйду — покупаю себе японскую тачку…» Да-а… «Мицубиси-лансер» машина дорогая…
Общение арестованных было устроено как раз с целью получения новых доказательств.
— К сожалению, сказано весьма неопределенно. Как тебе, Джерри?
— Согласен.
Джерри ждал распоряжений следователя. Теперь он был рад, что не остался с Юджином Кей-том и попал к настоящему профессионалу.
Убийство нищего было раскрыто в короткий срок.
— Что у нас на прослушивании телефонов? — спросил Дов.
— Разговор матери Гии с отцом. Он звонил из Москвы. Беседа довольно длинная, интересная. Я дал перенести.
— Ставь.
Пленка пошла. Переводчица, как могла, интонацией выделяла реплики говоривших. Разговор начал отец Гии:
« — Перхай-ка ему трубку! Я скажу ему пару слов как отец!
— Думаешь, он дома?!
— У вас в Иерусалиме уже час ночи! Ты хоть знаешь, где он ходит?!
— У парня сейчас трудный возраст! Я могу ему приказывать?!
— Я говорил: возвращайтесь! Что ты ответила?
— Куда? К разбитому корыту?! Или к стерве этой, к моей золовке — к проститутке?!
— Снова здорово! Как у него отметки?
— А ты спроси: он начинал учиться в этом году?!
— Бросил школу!
— Вся его компания…
— И что делают?..
— Днем в Старом городе или где-нибудь на стройке. Там, где берут на неделю, на две. Сшибут на сигареты, на качалку. На мороженое. Вечером бренчат на гитарах на аллее. С ними и девки такие же. Курят. Насчет наркотиков, правда, не знаю.
— Смотри, чтоб не натворили чего!
— Об этом поздно. Тут такое делается. Не приведи Господь…
— А что такое?
— Да так! Ничего! Не знаешь и легче живешь!
— Что еще?! Говори быстро!
— Все! Проехали. Помочь все равно ты не можешь!
— Не мотай душу! Что там?
— Помнишь нищего через два дома, маленький, головка яйцом…