Гия — шестнадцатилетний, коротко подстриженный, со сросшимися на переносице бровями — приветствовал уходящих слышанным от кого — то:
— Траяска Романиа марэ! Да здравствует великая Румыния!…
Ему предстояло убрать инструмент и запереть в шкаф. Румыны засмеялись.
— Марэ! Марэ! Ариведерче!
Гия снял потную рабочую рубаху, сунул ее в сумку. Достал чистую. Не спеша переоделся — в кожаную куртку, несмотря на жару, джинсы, кроссовки — униформу крутых здешних «русских». Спустился по настилу со строительных лесов. К этому времени зной стал и вовсе нестерпимым. К тому же снова дул хамсин. Во дворе Гию уже ждала Вика, его хавера, подруга. Сероглазая, смешливая девочка из Белоруссии, низенькая с маленькой грудью и тяжелыми широкими бедрами.
— Знаешь, что случилось! — Вике было не до смеха. — Амрана Коэна убили!
— Амран Коэн?! Кто это?
Гия жил с матерью и младшей сестрой на той же улице, в начале, за несколько домой от убитого.
— Нищий! Черный, маленький! Да ты знаешь его! Он с тобой здоровался!
— А… — Гию трудно было удивить.
Нищий знал несколько русских слов: «спасибо», «молодец». С репатриантами из России был подчеркнуто дружелюбен. Мог дать несколько шекелей на сигареты, на возвращении не настаивал.
— И что?
— Сейчас по Бар Йохай ходит полиция, спрашивает… Не в курсе?
— Откуда?!
Гия на работу уехал рано.
— Стучат в каждую квартиру. Интересуются.
В связи с приближающимся праздником людей в центре было больше обычного. Гия и Вика пересекли несколько узких улиц.
— Тут он стоял! — показал Гия.
— Кто? — Вика не поняла.
— Амран Коэн.
Она думала, что он забыл о нищем.
— И чего спрашивают?
— Не видел ли кого? Может, кто подозрительный ходил, подсматривал? К нам тоже приходили… — Вика жила в соседнем блоке.
— А Вы?
Гия был немногословен.
Трудно было понять, о чем он думает, когда хмурит черные грузинские брови. Они двинулись вдоль древней крепостной стены Старого Города к Яффским Воротам.
— А откуда мы знаем?!
Она подняла на него лучистые ясные глаза. Солнце палило. В крохотных участках тени под крепостной стеной неизвестного происхождения профессиональные нищенки с детьми попрошайничали на непонятном языке. Дети их переползали с места на место, не переставая тянуть колу из банок. Яффские Ворота, крутой поворот стены, который в соответствии с военной стратегией древних давал шанс оборонявшимся, несли, как обычно, тень, прохладу и даже легкий ветерок. Вика подрабатывала тут, присматривая за двумя малышами в американской религиозной семье. Хозяйка предложила ей прийти за деньгами именно сегодня перед праздником.
— Я сейчас, Гия…
Она оставила его в чистеньком каменном дворике. Тротуар, стены, забор — все было из камня. Скамья — тоже. До этого он несколько раз поднимался наверх вместе с Викой. Американцы были людьми легкими, богатыми. В Израиль репатриировались по убеждению, как здесь говорили — «с высокой мотивацией» своего поступка. Быстро устроились. Он — программистом, она окончила в Штатах факультет славистики — знала русский. Работала экскурсоводом. Несколько раз брала Вику и Гию не экскурсии… Вика действительно возвратилась очень быстро. Гия встретил ее вопросом, который она меньше всего ожидала от него услышать:
— Полиция быстро уехала?
— Ты что! Когда я уходила, полицейские только съезжались.
— Много?
— Порядочно. Машины, мотоциклы. Хочешь взглянуть?
— Нет.
— Как ты думаешь, кто его?…
Гия не поддержал разговор.
— Куда пойдем?
— Как обычно…
Попадая в Старый Город, Гия любил заглянуть к христианским святыням, в храм Гроба Господня. У себя в Грузии, где он жил мальчиком, одно время Гия считался христианином, даже носил крест. Ходил с бабкой, матерью отца в церковь.
— Может, в Храм Петуха?
Через ближайшие ворота — Сионские — они вышли наружу, двинулись вдоль крепостной стены. Перейдя через дорогу, которую называли Папской, в честь кого — то из Пап, приезжавших сюда, они спустились к католической церкви Петушиного Крика, Храму Петуха — совсем новому, с золотым петушком на куполе.
Тут ощущалось близость Восточного Иерусалима…
По другую сторону долины поднималась серая, цвета старых костей арабская деревня Сильван. В стороне виднелась знаменитая Масличная Гора. Остатки синагог и могильника сына царя Давида тянулись вдоль дороги, вперемежку с кручеными стволами тысячелетних маслин. Несколько месяцев назад Гия работал здесь с бригадой, сооружавшей каменную ограду, напротив храма. Арабы — христиане, сторожившие этот уголок Святой Земли, его знали. Пропустили без платы. Они прошли к чистенькой, смотревшейся, как игрушечная, католической церкви. Церковь была построена на месте, где две тысячи лет назад стоял дом легендарного первосвященника Каиафы. В ней заседал синедрион. Сегодня святыня была абсолютно пуста. Вике храм нравился именно этим. Особой симпатии ни к одной из религий у нее не было. В крови у нее тоже было намешано всякого… Постояли в верхнем пустом зале.
Археологам тут сложно работать. «Ткнешь в пол, проткнешь чей — то потолок!»
На этом месте судили Иисуса…
В каменном полу было отверстие, в которое после суда осужденных опускали на веревке на шестиметровую глубину. Специальный страж обрезал веревку. Каменный мешок был с отвесными стенами. Осужденный в одиночку уже не мог оттуда выбраться. Тута же спустили Христа…
Неожиданно Гия поймал взгляд хаверы. Понемногу он научился в нем разбираться. Вика смотрела своими лучистыми безгрешными глазами животного — чистого перед Богом и людьми…
— Прямо тут? В храме?
Она молча показала на другую сторону зала. На хорах было что — то вроде класса с партами, с черной доской. Дальний конец скрывала ширма. С этой минуты они двигались неслышно — слаженно. Дверь в класс была не заперта. За ширмой стоял обтянутый синтетическим покрытием стол. Гия помог ей спустить трусы, приподнял на край стола. У нее были белые полные колени, которые и созданы — то были только для того, чтобы их раздвигать. Гия обнял ее. Они ритмично плавно раскачивались. Вика стонала. Все сильнее и громче. Она не контролировала себя, могла закричать на весь храм. Гия ладонью накрыл ей рот.
Крик замер вместе со всем непереносимым, острейшим, невозможным…
Она открыла глаза, все вокруг было как в тумане. Помещение наполнял естественный свет, проникавший сверху — через купол. Зал впереди был вроде концертного. Со сценой.
Изображения трех женщин и трех мужчин смотрели на них с обеих сторон алтаря.
— Это — три Марии…
— Да?
К Вике словно ничего не приставало. Гия разглядывал фрески. Он быстро загорался и так же быстро остывал. В этот момент он был уже далеко от нее. Его больше всего на свете интересовали фрески. Вика привела себя в порядок. Его отстраненность ее не расстроила. «У ребят свой бзик… Чего — то ищут, выдумывают, мучаются. А кончается и у них, и у нас одним и тем же… Только они не хотят это признать…» У нее уже было до него несколько парней.
Богоматерь Мария не фреске сидела, а две другие Марии — Мария Магдалина и Мария Египетская — стояли. Двоих из тех мужчин, что были изображены по другую сторону алтаря, казнили вместе с Иисусом, но за другие дела…
— Две бывшие проститутки и два первых вора в законе…
Гия будто стал мягче.
Церковь Петушиного Крика была посвящена грешникам… Они оба слышали это объяснение от американки — экскурсовода , и, как обычно, Вика вроде пропустила все мимо ушей. Но оказалось, именно она каким-то образом догадалась о главном! В этом храме, посвященном грешникам, грехи заранее отпущены. Именно на этом месте в том году два раза прокричал петух, а потом и в третий — после того, как Петр трижды отказался от Учителя.