Чужой клинок проворен и неутомим. Вот только что сержант отбил укол в лицо, как лезвие стремительной иглой летит в живот. К черту, аллаху и прочим дьяволам таких портных… к черту! Всех сил и умений достает лишь на то, чтобы хоть как-то обороняться.
Всё кончилось так же, как и началось – внезапно. Ударом приклада удалось сшибить с ног «портного», а подскочивший черпак из крайней партии добил лежащего короткой очередью. За стеной казармы зарокотали моторы, слаженно рыкнули пулеметы, и всё стихло. Похоже, кто-то всё же завел БМД и пришел на помощь. Уцелевшие душманы исчезли неизвестно куда, оставив в казарме кучи трупов. И запах… тот запах, о котором не пишут в книгах о войне. Тяжелый, выворачивающий нутро запах бойни – смесь ароматов сгоревшего пороха, крови, мочи, испражнений, внутренностей. Руки Анатолия покрыты грязной, застывающей коркой крови. На автомат, который он инстинктивно продолжает держать в руках, страшно взглянуть. Как и на то, что осталось от головы лежащего неподалеку Кислицина.
Громкий телефонный звонок выдернул Толика из нахлынувшего кошмара. Чертыхнувшись, он поспешно вышел из ванной, на ходу вытирая пену с лица. Радио в комнате работало негромко, шел очередной выпуск новостей: «…арест бывшего главы нефтяной компании “ЮКОС” Михаила Ходорковского, который обвиняется по семи статьям уголовного кодекса, в том числе в хищении чужого имущества путем обмана в составе организованной группы в крупном размере, уклонении от уплаты налогов. По данным следствия, сумма ущерба, причиненная действиями Ходорковского, составляет более одного миллиарда долларов…»
– Алло?
– Алло, Толян! Гарри это! – Жизнерадостный голос звонившего заставил Анатолия поморщиться.
– Чего хотел, Гена? – зная, что Геннадий Водохлебов очень не любит, когда его называют своим именем, ответил Анатолий.
– Толян, ты чё? Не в настроении? Денег опять не платят? Брось, тут сейчас такая халтура привалила. Помнишь Василича? Ну, того, который директор больницы? Ему надо срочно смонтировать рентген-аппарат. Поможешь? Десять штук, по пять каждому…
– Когда?
Пять тысяч вполне позволяли прожить до следующей выплаты получки на заводе, причем совсем неплохо. После смены президента зарплату выплачивали пусть и с задержкой, но более-менее стабильно, раз в два-три месяца. По сравнению с девяностыми, когда деньги выдавали то раз в полгода, а то и вообще раз в год, изменения были радостными, а если учесть и некоторое повышение выплат – даже революционными. Но деньги, да еще такие большие, лишними точно не будут, сразу подумал Толик. Тем более что о сроке очередной выплаты в бухгалтерии завода молчали, как партизаны на допросе в гестапо.
– В субботу. Нам всё притащат и установят в пятницу. Останется смонтировать сеть и подключить. Там высокое, а я, сам знаешь, с таким напряжением никогда не работал. Возьмешься?
Работать с Геннадием было страшновато, Толик хорошо помнил про его пофигистическое отношение к делу. Помнил, как тот ухитрился однажды начать устранять неисправность на питающем кабеле жилого дома, отключив напряжение и забыв повесить плакат. Тот самый, требующийся по технике безопасности: «Не включать, работают люди». В результате кто-то из пришедших на обед домой работяг, обнаружив отсутствие электричества и выключенный рубильник, долго не думал. Очевидцы рассказывали, что зрелище было феерическим. Впереди бежал Гарри, протирая невидящие глаза и держа в руках отвертку, от жала которой осталось меньше трети. Остальное испарилось от короткого замыкания, представьте себе. Но еще смешнее выглядел бежавший за ним напарник. Вечно полупьяный, на сей раз он мигом протрезвел. Вот только не замечал, что засаленная шапка-ушанка, которую он таскал на голове практически круглый год, за исключением разве что самых жарких дней лета, горит натуральным синим пламенем, испуская черный дым.