Эви взглянула на здание снизу вверх. Оно выглядело опрятным, но суровым, хотя жимолость, когда разрастется, наверняка это исправит. Она должна была ощущать волнение, восторг, но она не ощущала ничего.
– Саю понравится здесь жить, я это точно знаю.
Но на самом деле она уже ничего о нем не знала, потому что писал он редко. Она писала каждую неделю, но это всегда были новости об отеле, а должны были быть слова любви, но они к ней не приходили. В ней осталась только какая-то злость, и раздражение, и усталость от мысли, что ей придется задабривать, хвалить и увещевать его и дальше, как это было всегда.
В первое воскресенье после подписания Версальского мира, в конце июня, Эдвард провел поминальную службу в церкви Истерли Холла. Люди приходили с хризантемами и лилиями, среди них была и Эви со своими родителями, и Грейс, Тим и Джек. Запах был очень мощный и очистительный, как огонь. Семья Форбс сидела рядом с Ричардом, Вер и Джеймсом, который отказался оставаться у матери и предпочел вскарабкаться на колени к Тиму. Гарри сидел рядом с Эмми, и они держались за руки под складками ее униформы. Эви задалась вопросом, что подумает об этом сэр Энтони Траверс. Что же, в день открытия они, возможно, это узнают. Чарли сидел рядом с Мартом, который был несколько придавлен Мэйзи, медсестрой, которая работала с мужчинами, перенося их из домика в домик, предваряя перемещение рабочих. Матрона сидела рядом с мистером Харви и миссис Мур, которая вздыхала всю последнюю утреннюю встречу, потому что все силились запомнить, что ее надо называть миссис Харви: «Ради всего святого, зовите меня миссис Мур! Это по-прежнему я, если вы понимаете, что я имею в виду. Ничего не изменилось». Но это было не так. Она вся цвела, и Эви ей завидовала.
Служба началась, и ее вели совместно два священника – Эдвард и Дэви Эванс из часовни в Истоне. Церковь была настолько переполнена, что некоторые остались стоять на улице, и, чтобы им было слышно, в церкви открыли двери и окна. Хор пел гимн, который написала мама Гарри, а Эви солировала. На одно мгновение, пока она смотрела на этот многолюдный приход, держа в руках белые цветы для тех, кто не вернется, она испытала, как что-то поднимается в ней, и это было чувство огромной утраты.
Ричард говорил о храбрости пациентов Истерли Холла и о его персонале с их безграничным чувством сострадания. Джек говорил о войне, о жаворонках, которые летали над полем вдали от фронта, о руинах, оставшихся теперь от страны, и о доброте некоторых немецких надсмотрщиков, которые делали их жизнь выносимой. Наконец, он заговорил об Обероне.
Она видела, как ее брат запнулся, пытаясь найти слова и успокоиться.
– Он стал одним из нас. Он сражался вместе с нами и за нас. Он прикрывал наши спины, а мы – его. Он большой человек, человек чести, который вернулся, чтобы исполнить обещания, данные самому себе. Я повторю, что он один из наших, и нам его не хватает, и мы хотим, чтобы этот глупый паршивец вернулся домой.
Весь приход рассмеялся, и этот смех прокатился по церкви и выплеснулся на улицу, чтобы быть подхваченным теми, кто стоял снаружи.
В сентябре были разосланы приглашения на открытие отеля в ноябре, хотя надо было еще все украсить, а мебель пока так и не расставили по своим местам. Это был риск, но к определенной дате они просто обязаны были все успеть.
Вероника и Эви сидели с дымящимися кружками на кухне вместе с Гарри, который попросил их о встрече, чтобы задать несколько уточняющих вопросов по поводу открытия. Гарри должен был стать лицом этого мероприятия и встречать гостей за столом из кабинета лорда Брамптона, который поставят на место стойки дежурного в главном зале. Он налил себе еще чая и вгрызся в булочку, которую щедро сдобрил медом.
– Поверьте мне, – сказал он, – я задействовал все связи моего отца, чтобы замолвить за вас словечко. Редакторы газет сказали, что пришлют репортеров, и они могут, хотя благонадежностью они не отличаются. Все зависит от того, не поймают ли какую-нибудь актрису в кабинете министра в раздетом состоянии.
Он говорил с набитым ртом. Крошки летели на стол.
– Ты отвратителен, – сказала Эви.
Он рассмеялся, и из его рта посыпалось еще больше крошек.
– Да нет же, просто такое иногда случается.
Вероника сказала:
– Она имела в виду крошки, негодник.
Он все проглотил, вытер рот и помахал над столом салфеткой. Эви вздохнула.
– Вер, мы разве можем сделать этого уличного мальчишку лицом нашего мероприятия?
Вероника покачала головой.
– Он должен будет продемонстрировать нам некоторые улучшения, или Мистеру Манеры найдется, что ему сказать, это точно.
Гарри весело улыбнулся и протянул им через стол листок со списком.