Саймон разомкнул свои объятия и уселся, наклонив голову, уперев локти в колени и попеременно сжимая и разжимая руки.
– Слезы – как раны, которые я могу почувствовать и увидеть. Мы живем среди них. Буду ли я следующим? Потеряю ли я свое лицо? Это так просто, понимаешь? Ты в траншее. Ты выглядываешь. Бах. И шрапнель снесла тебе лицо. Бах. И ты мертв.
Он встал и зашагал перед ней, и Эви задумалась, такой ли хорошей идеей было сажать этих ребят вместе с увечными накануне вечером. Она встала, взяв его за руки.
– Мы прогуляемся. Ты должен показать мне место, где старый Стэн посадил розовый куст для Берни.
Она спешно провела его через кухню, обратив внимание, что леди Вероника наливает масло по капле, а миссис Мур и Энни уже приступили к овощам. Она сорвала с крючка в коридоре свое пальто и достала его тяжелую шинель цвета хаки из тюка рядом с обувным ящиком, направляя свои шаги навстречу снежной вьюге.
Она поежилась в своем пальто, подняв воротник на шее как можно выше. Он сделал то же самое, подняв голову и глубоко вдохнув, как всегда делают садовники. Все звуки казались приглушенными, когда они шли, рука в руке, иногда поскальзываясь и прокатываясь по снегу, за дом, к французским садам. Некоторые особо морозостойкие солдаты и летчики, которые почти оправились от ран, потирали руки, чтобы согреться, и пыхтели своими трубками или запрещенными сигаретами.
Доктор Николс, который раньше был районным врачом, а потом вынужден был облачиться в форму, чтобы управлять медперсоналом в госпитале Истерли Холла, почти ежедневно распекал пациентов по поводу этой отвратительной привычки. «Засоряете свои легкие, черт бы вас побрал, после того как мы положили столько трудов на то, чтобы собрать вас заново». Он становился таким красным, когда рассуждал на эту тему, что Эви и леди Вероника боялись, что однажды он просто взорвется от возмущения, хотя Матрона полагала, что это произойдет скорее от пудинга.
Эви рассказывала все это Саймону, пока они шли к южному краю сада, и он смеялся в ответ. Сержант крикнул ей:
– Прекрасная стряпня, Эви. Женитесь на мне, и мы будем жить как короли.
На что другой, полковник Мастерс, сказал:
– Посторонись, сержант! Если она кого и выберет, то это буду я.
Эви ответила:
– Вам обоим ничего не светит. Это Сай будет нагонять жирок за моим столом.
Они дошли до клочка земли, который Саймон с Берни вскопали, удобрили и засеяли розами. Саймон обвил Эви руками и крепко прижал к себе.
– Здесь, старый Стэн посадит куст здесь. Наш Берни был экспертом по розам. Любил этих негодниц, это уж точно. Посади такой же и для меня, рядом с его, если я…
Повисла долгая пауза, потому что было мало смысла говорить ему, что ничего не случится. Внезапно она произнесла, стараясь не плакать:
– Я сделаю это для тебя, но мы должны надеяться. Мы действительно должны.
Ей было просто это говорить, ведь она только собирала войну по кусочкам, но никогда сама не была в опасности.
Они пошли дальше, вдоль стены, огораживающей тепличные растения, и обратно, через стойла, которые были переделаны в зимние хлева для свиней после того, как всех лошадей забрали для армии. Папа Эви и папа Саймона помогали за ними ухаживать, но на этот раз не кто иной, как сержант Харрис в своей маске тащил корзину с овощными очистками, вместе с парой капралов, раны которых заживали гораздо быстрее, чем им того хотелось. Саймон прижал ее к себе.
– Бедняга.
Они вернулись в тепло, на кухню, откуда Эви сразу же погнала леди Веронику в палату экстренной помощи, где та начала работать под орлиным взором главной сестры по отделению Энни Ньюсом. Понадобился пудинг с сиропом от Эви, а также угроза, исходящая от нее же, что она больше никогда не будет его готовить, чтобы Матрона позволила леди Веронике вместо обычных занятий медперсонала в виде уборки постелей, мытья полов и стерилизации приборов попробовать себя в качестве настоящей медсестры. Палата экстренной помощи была верным способом проверить ее преданность делу – так полагала леди Вероника. Вспомогательные госпитали изначально не предназначались для работы с тяжелыми случаями, но эта война заставила ситуацию измениться.
Эви крикнула, смешивая какао и молоко:
– Леди Вероника, вы опоздаете. Уже почти одиннадцать. Матрона с вас шкуру спустит.