Разместив Славку рядом с другими ранеными, Виталий едва успел умаститься в закутке рядом с санитаром, как полуторка тронулась. Несколько минут устало молчал, вслушиваясь в доносящийся с юго-запада гул артиллерии.
– Давит немец? – не выдержал Виталий.
– Давит, герма́н, – согласился санитар. – Божечки, кольки людзей пабила… – он помолчал и затем заговорил уже сам: – Мэни как почалося сразу закликаци. Я-то месцный, со Станькава. Вот нас с Марфой и цаго. Яздавым взяли. Покуль Марфу снарядам не забила. С таго часу я и санитар…
В этот момент какой-то раненый очнулся и застонал. Санитар суетливо дёрнулся и, выудив откуда-то фляжку, поднёс её к губам раненого.
– Вось, милай, попей, лягчей стане…
Но напоить раненого ему не удалось. Потому что его сосед, весь замотанный в бинты боец, с сержантскими треугольниками на чёрных, артиллерийских петлицах, перехватил его за руку и зло рявкнул:
– Совсем с глузду съехал?! Он же в живот раненный!
– И чаго яму цяперь мучаца чи шо? – не менее сердито огрызнулся санитар… а вернее ездовой, определённый в санитары. Виталий вздохнул и пояснил:
– Раненным в живот нельзя воду. Только если губы смочить.
Основы первой помощи им в лётной школе давали в довольно большом объёме. Так что, похоже, в медицинском деле он разбирался как бы не получше подобного «санитара».
– Вот-вот, слушай, что тебе умные люди говорят, – всё так же зло произнёс артиллерист. После чего прислушался и удовлетворённо кивнул.
– Наши восьмидюймовки садят. Ох и кисло сейчас немчуре…
– А няма чаго было да нас лезци. Гаспадары знайшлися… – пробурчал санитар. И все замолчали, вспоминая речь Сталина, которую он произнёс по радио в полдень двадцать девятого июня. Через восемь часов после того, как первые немецкие бомбардировщики пересекли линию государственной границы СССР. Там было всё – и выдержки из «Майн кампф», и материалы из плана «Ост», и цитаты из выступления Гитлера перед высшим командованием вермахта, состоявшегося буквально накануне нападения. У всех, кто его слушал, сами собой сжимались кулаки и зубы стискивались до такого состояния, что начинала крошиться эмаль. Природные рабы, значит, говорите, недочеловеки-унтерменши… ну раз так, господа, ось теперь не обижайтесь…
– А прауду кажуць, што у нас ёсць гарматы, яким у дула галаву засунуць можна? – поинтересовался санитар спустя минут пять. Артиллерист хмыкнул.
– Уже нет. Их ещё в ночь на тридцатое июня в тыл увезли. Так что они всего один день по немчуре стреляли… Как раз неподалёку от нас стояли. Им ещё о прошлом годе позицию готовить начали. Под Жабинкой. Рельсы укладывали, стрелки монтировали…
– Так яны што, у вагонах? – удивился санитар.
– Они сами по себе такой вагон, что всем вагонам вагон! На сорока колёсах, – уже куда доброжелательнее усмехнулся артиллерист. – И чтобы их по горизонту можно было наводить… ну в стороны, понимаешь? Так вот для этого нужно специально так рельсы положить, чтобы они по кривой шли. Сам понимаешь, сколько для этого времени нужно – ответвление сделать, насыпи, стрелки, подходы… Потому-то позиции для них так заранее и начали готовить. На нашем направлении – неподалёку от Жабинки. А также ещё, говорят, где-то под Малоритой и на севере. Но там орудия поменьше калибром стояли. В одиннадцать дюймов. А под Жабинкой четырнадцатидюймовые! – сержант сделал паузу, после чего довольно закончил: – Ох немцы и обосрались, когда они вдарили. Целых два дня с плацдармов нос казать боялись – так и сидели, ждали, пока их самолёты все подозрительные места не выбомбят. Но – бесполезно. Их уже в первую же ночь в тыл уволокли… – тут его лицо посмурнело. – Но нам из-за этого тоже сильно достались. Наша батарея тогда первые потери понесла. Одно орудие вдребезги разбило и два тягача. И это ещё хорошо, что боезапас не детонировал. Снаряды-то по большей части прямо у орудий лежали. Чтобы можно было быстро на «беглый огонь» перейти. Мы ж не просто так там стояли, а по немцам плотно работали по заявкам нашей пехоты. Вот если бы снаряды сдетонировали – тогда бы от батареи вообще мокрое место осталось… Хотя и так хорошего мало. Мы потом из-за потери тягачей при смене позиций так затрахались.
– Обнаружили вас? – встрепенулся Виталий. Ведь своего первого немца он завалил, как раз когда тот летел на разведку позиций тяжёлой артиллерии. Неужели тот успел что-то передать?