Но судьба в тот день была не на нашей стороне. Спешенный сын Диомеля не вышел из боя, как это бывало обычно, а атаковал Алека, благо длина меча позволяла[36]. Я попытался наехать на него конём, фиариец, увлечённо замахнувшийся на Алека мечом во второй раз, не удержался на ногах. Я же резко поднял своего усталого жеребца на дыбы, так что копыта угрожающе зависли над сыном Диомеля. Он рефлекторно закрылся руками — мой не совсем честный трюк удался[37], но за него пришлось расплачиваться. Не знаю, кто меня ударил, однако сила была такова, что в глазах потемнело окончательно и последнее, что я помню — это как я медленно клонюсь куда-то влево.
Дальнейшие дни, практически вплоть до отплытия из Фиарии, я провёл в постели, отходя от полученных на турнире ран. Правая рука оказалась повреждена серьёзнее, чем я мог себе представить и доктор — смешной салентинец не выше пяти футов ростом — сказал мне, что до конца жизни я не сумею полностью владеть её, как выяснилось в последствии он был прав, к тому же плечо нещадно болело при похолодании. Однако в постели меня держала травма головы, из-за которой я долгое время не мог сам встать на ноги и доползти до ночного горшка, что для меня, раньше не болевшего ничем сильнее простуды и похмелья, а в боях отделывавшегося не слишком опасными ранениями, это стало подлинным испытанием не только тела, но, в большей степени, духа. Не участвовавший в переговорах Алек часто навещал меня в перерывах между гулянками и многочисленными небольшими турнирами, проходившими едва не каждые три-четыре дня, пока позволяла капризная погода.
Решение об отплытии на родину было принято январским днём, когда в Тильоне выпал первый снег. Мне, привыкшему к суровому климату северо-востока Страндара, где белое покрывало лежит на земле с середины ноября — а то и конца октября — до конца марта начала апреля, была в диковинку радость тильонцев, говоривших, что Новый год в этот раз они встретят как люди со снегом и даже лёгким морозцем, а не как в прошлый — под проливным дождём. Мне показалось странным, что наше отплытие назначено на февраль, месяц когда только-только проходят зимние шторма и море ещё очень и очень неспокойно.
— Орвик знает это, — соглашался Алек, — и не будет ожидать нападения раньше конца весны — начала лета. Мы же высадимся уже в марте — апреле юго-западном побережье и ускоренным маршем двинемся к Престону.
— Но ведь нас вполне может разметать неожиданно налетевший шторм, — возразил я, — они не редкость в это время.
— Ах да, — хлопнул себя по лбу Алек, — ты ведь ещё не знаешь. Не так давно прибыл коибриец Кошта да Вальверде, один из самых прославленных капитанов, и он привёл с собой эскадру коибрийских линкоров и транспортников. Этим никакой шторм нипочём.
С этим утверждением не согласиться было нельзя. Коибрийцы считались лучшими мореходами и кораблестроителями и даже предпринимали две экспедиции на Материк Предтечей, откуда, согласно Книге Всех Книг отплыл Корабль Катберта. Ни одна не вернулась, но тут, скорее, важен сам факт.
— Что же, моего бывшего сэра ждёт большой сюрприз.
Море во всё время нашего плаванья к родным берегам было удивительно спокойно и ветер дул только в наши паруса. В конце третьего дня эскадра разделилась, часть её двинулась к северу, чтобы высадиться прямо на дороге идущих на помощь Орвику союзников эрландеров и берландеров, а также его вассалов. И что самое неприятное этой частью войска буду командовать я. Об этом мне сообщил в ультимативной форме его величество, тогда же мне обрисовали задачу нашей армии — остановить союзников Орвика, не дав им прорваться к месту высадки основной части нашего войска. Иными словами, меня посылали на верную смерть.
Я принял эту новость со стоическим спокойствием и покинул королевскую каюту, а после и линкор, отправившись на борт «Луиша Эрнандеша» — флагмана новой эскадры, идущей на север. По дороге меня остановил Алек, он положил мне руку на плечо и спросил:
— Куда это ты?
И что теперь делать? Не успел улизнуть от друга, теперь придётся изворачиваться. Его величество-то запретил говорить о полученном задании.
— На «Луиша Эрнандеша», — честно ответил я, не замедляя шага.
— Зачем? — не понял Алек, остановившийся удивлённый моим кратким ответом, со стороны, должно быть, казалось, что я желаю отделаться от него.
36
Спешенный рыцарь мог по желанию, либо прекратить участие в схватке, либо продолжить её в пешем строю.